БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

Зима с умиленьем

 Безмолвных холмов.

 С последним паденьем

 Дубовых листков.

 Над сельскою прозой

 Сияла зима,

 Над райскою розой,

 Чья гибель — чума.

 Над Римом, над бурной

 Струей ручейка,

 Над хижиной курной —

 Жильем бедняка.

 Средь мраморной стужи

 Музейных колонн

 О шерсти верблюжьей

 Вздыхал Аполлон.

 Все было томленьем

 Неясным полно,

 Предчувствием, тленьем.

 Как в почве зерно.

 Навстречу размеру

 Летели стихи.

 Загнали в пещеру

 Овец пастухи.

 У яслей спокойно

 Жевали волы.

 У елочек стройных

 Скрипели стволы.

 И ангел над мирным

 Селеньем летел,

 И голосом мирным

 Весь воздух звенел.

 Прекрасным пожаром

 Всходила звезда

 Над сельским амбаром.

 Над миром труда,

 Над миром печали,

 Вздыханий и слез,

 Где путников валит

 Жестокий мороз.

 Был вечер. И с неба

 Обрушился снег,

 И конница Феба

 Замедлила бег.

 Шел путник. Мечтаньем

 Себя утешал

 И пальцы дыханьем

 В пути согревал.

 А за снегопадом

 Вдруг ослик. На нем

 Мария и рядом

 Старик с фонарем.

 Иосиф снял шляпу:

 Скажи беглецам,

 В Египет, к арабам,

 Проехать как нам?

 В Египет? О, Дама!

 В такой-то мороз!

 Все прямо и прямо,

 А там перевоз,

 А там и хрустальный

 Египет… А там

 И лотос печальный

 Распустится вам…

 Спасибо! — сказала

 С улыбкою Мать,

 И ослик усталый

 Поплелся опять.

 Из далей небесных

 Снег падал, как друг,

 Из чьих-то прелестных

 И маленьких рук…

70–71. По небу полуночи… — Последние новости. 1933.9 апреля. № 4400. С. 4. Без разделения на 2 части, с разночтением в 28-й строке («Томительнейших строк») и с дополнительными 5 строфами после 4-й строфы:

Кавказ манил, как слава,

 Печальных северян,

 Как сладкая отрава,

 Как рыцарский роман.

 Кавказ манил батальным

 Конем во весь опор

 И воздухом хрустальным

 Еще свободных гор.

 Прикрывшись перед нами

 Язвительным смешком.

 Гусарскими стихами,

 Армейским сюртуком —

 Душа из шума бала

 Летела на свинец,

 На грохоты обвала,

 Когда всему конец,

 Уже ей снилось небо

 И райских пальм покой,

 И черствой корки хлеба

 Ей мало под луной.