Так колонному строю

 Пыль руин суждена,

 Так великой мечтою

 Караван после сна

 Оставляет снаружи

 (Легкий призрачный гость)

 Только мусор, верблюжий

 Лишь помет, пепла горсть…

 В декабре иль в апреле

 Мы родились, вопя,

 Ты — под сенью Растрелли,

 В сельском домике — я,

 Все равно, дернуть нитку —

 Мы рукой шевельнем,

 Снимем шляпу с улыбкой

 Или яду глотнем.

 Мы, как марионетки,

 Ходим и говорим,

 Мы трепещем, как ветки,

 Исчезаем, как дым,

 В голубой мышеловке

 Вдруг захлопнет всех нас

 Лапкой бархатной ловкой,

 Страшным золотом глаз.

 И кончая писанье,

 Автор знает и сам,

 Что все ближе дыханье

 К смерти и к небесам.

 ></emphasis>

 Слышен шепот суфлера —

 Райских раковин шум.

 Палочка дирижера

 Поднимает самум,

 И колеблются ткани

 Театральных небес,

 Нарисованных зданий

 И бесплодных древес.

 И смычки, как пшеница,

 В душном климате зал.

 Нотный ветер страницы

 Шумно перелистал,

 Мы над пультом руками

 Месим воздух густой,

 Требуем с кулаками

 Музыки неземной,

 В черной зале вселенной,

 В полотняной стране

 Мир прекрасный, но бренный

 Рушится, как во сне.

<Париж. 18–21 ноября> 1929

 45. ГОРОДСКОЕ

В квадратах городской природы,

 В автомобильной суете

 Мечтательные пешеходы

 Глядят на небо в тесноте.

 На этой улице вокзальной

 При электрической луне

 Мы — в раковине музыкальной

 Под небом розовым, на дне.

 Как водоросли средь стихии,

 В кругах медузных фонарей

 Стоят деревья городские

 В бесплодной черноте ветвей.

 И в призрачном линейном гае,

 В стеклянном воздухе густом

 Ползут последние трамваи

 В свой черный и печальный дом.

 В кинематографе, в тумане,

 В мерцаньи пепельных небес

 Бандит и ангел — на экране,

 Но скучно нам в стране чудес.

 На лестнице чужого дома,

 Взлетевшей в небо, как спираль,

 Волнует голос незнакомый

 И ниже этажом — рояль.

 И в жарких дансингах нелепых,

 В трамвае и в дорожных снах,

 За карточным столом, в вертепах

 И в подозрительных домах

 Вас ищем мы в лесу хрустальном,

 Руками ловим мутный дым,

 В переполохе театральном

 Растерянно на мир глядим.

 Вы правы, страшный воздух тает.

 На подрисованных глазах

 Горошинами замерзают

 Потоки слез… Уже в садах

 И в скверах, как в огромных клетках,

 Среди муниципальных роз,

 Щебечут воробьи на ветках,

 Кричит в предместье паровоз.