В этот вечер она была рада этому — ведь это означало, что она какое-то время пробудет вдали от мужчин. А они уже собирались у костров. Большинство подвыпили, и это сделало их более развязными. Даже у немногочисленных трезвых алчно сверкали глаза. Этот взгляд был знаком Дар, и ей стало не по себе.
Пока Дар готовила еду, она поглядывала по сторонам — нет ли где мерданта Коля. Каша сварилась, Дар вымылась и переоделась, но Коля так и не было видно. Дар не удивилась. Она вполне могла представить, что Коль не спешит, уверенный в том, что рано или поздно она смирится.
Ожидание стало пыткой. Дар всюду мерещился Коль — как он подходит к ней и ждет, что она с ним ляжет.
«Либо случится это, либо я стану легкой добычей для любого».
Женщины явно решили, что она отдастся Колю добровольно. Дар понимала, что это разумно, но такие мысли будили в ней воспоминания о ночных визитах отца. Былое унижение и отвращение вспыхивали вновь — чувства, сильнее которых была только злость. Именно злость побудила ее в конце концов выхватить нож и положить конец отцовскому насилию. Та ночь стала единственной в жизни Дар победой.
«Что же, мне теперь опять придется уступить?»
От этой мысли она содрогалась. Она вспоминала о женщинах в лагере — о Лораль, носящей под сердцем отпрыска Коля, о Мемни, тело которой покрывали синяки. Об остальных — таких измученных, оборванных.
«Они уступили, и что это дало им?»
Но бунтовать Дар боялась. Она вспомнила о том, как Варф задрал подол ее платья и чуть было не обжег ее горящей головней, и задрожала. Несмотря на все свои дерзкие речи, она не хотела умирать. Ничего в этом нет хорошего. И о гордости тоже следовало забыть. Ей хотелось одного: чтобы ее оставили в покое, чтобы ее никто не трогал, но как раз этого ей не суждено было дождаться.
8
Вымывшись и одевшись в чистое платье, Дар пошла вместе с остальными женщинами из прислуги. Она несла тяжелую корзину с вареными кореньями. Горячая вода капала с них, обжигала ноги. Войдя за ограду из сучьев, она заметила, что тут кое-что изменилось. Остроконечные шалаши исчезли, верхушка холма оголилась. Теперь здесь лежала только огромная гора хвороста, вокруг которой сидели орки. Впервые Дар увидела их в боевой одежде. Массивные головы орков были покрыты железными шлемами. На плечах, руках и ногах были латные пластины. Обуты орки были в сандалии с толстыми подошвами. На коленях кроме металлических мисок лежало массивное оружие — боевые топоры, палаши и железные палицы. Все простое, без украшений.
«Похоже, Темная тропа недалеко, — думала Дар, глядя на топорик, лезвие которого покрывала запекшаяся кровь. — Как быстро можно перейти из жизни на Темную тропу?»
Все время, пока Дар подавала оркам еду, она думала о смерти. Смерть казалась ей неизбежной, если только она не сумеет заставить себя лечь с мердантом Колем.
«Я должна. У меня нет выбора».
Она вспомнила похотливые слова, брошенные одним из солдат в тот день, когда ее увели из дома: «Ну, для кое-чего ты годишься».
«Он был прав? — Дар содрогнулась. — Лучше ни на что не годиться, чем только для этого!»
И все же, испытывая ужас и отвращение при мысли о том, что ей придется торговать своим телом, Дар понимала: сопротивление ее не спасет.
«Что бы я ни делала, я проиграю».
Ее посещали мысли о побеге, но она понимала, что клеймо на лбу обрекает ее на смерть.
«И еще те, кто меня схватит, поразвлекаются со мной, прежде чем отрубят мне голову».
Погруженная в тягостные раздумья, Дар не узнала Ковок-ма в боевом облачении. Видимо, орк тоже о чем-то размышлял, поскольку Дар он не поприветствовал.
Другие женщины быстро подавали еду оркам. |