В отличие от Ново-Архангельского крематория, напоминающего современный выставочный комплекс, Хованский являл собой сооружение внушительное, мрачное. Он возвышался среди голого поля и тесных колумбариев коричневой громадой. Швы облицовочных плит почернели, казалось — от дыма, который пробивается изнутри.

Проститься с Колей пришло довольно много народа. Были «незванские» — Саша Иванов с неизменной короткой трубкой, Герман Арбузов с подмастерьями, которых оказалось штук восемь. Смоляницкий произнес над гробом прочувствованную речь о том, что «Парнас» потерял талантливого автора. Критикесса из толстого журнала, в свое время первая написавшая о новом лирическом даровании, сравнила Скляра с подснежником, который с самого начала был обречен, так как появился на свет в жестокое время, убивающее настоящую литературу.

Для поминок сняли зал в небольшом арбатском кафе. Похороны и поминки оплатил «Парнас», Смоляницкий не поскупился. Ощущал ли он свою вину за то, что так и не расцвел тонкий лирический талант Скляра? Вряд ли. Лишь сказал за поминальным столом, что в наши нелегкие времена мы должны держаться вместе и помогать друг другу. При этом посмотрел на Леонтьева не то чтобы с осуждением, но с грустной отеческой укоризной. «Сука, — подумал Леонтьев. — Слышал бы тебя сейчас Паша Акимов!»

Паша выписался из больницы через две недели. К этому времени Леонтьеву уже было что ему показать.

* * *

Слова Анжелы-Ольги о том, что у Егорычева был СПИД, явились для Мартынова полной неожиданностью. Если так, это многое объясняло. Версия самоубийства получала весомое основание. Узнать, что ты неизлечимо болен и любая царапина или простуда могут свести тебя в могилу, мало радости, невольно потянешься к пистолету, чтобы не длить агонию. Откуда ей это стало известно, Ольга не рассказала. Неожиданно разнервничалась, зашмыгала носом и выскочила из кафе. Мартынов не стал ее останавливать, неудобно было привлекать внимание, на них и так уже оглядывались. На нее с сочувствием, на него с осуждением — что это за мрачный тип, заставляющий плакать элегантную даму?

Авдеева сообщение о СПИДе чрезвычайно озадачило:

— Об этом мы даже не подумали. А почему не подумали? Могли. Не педик, но кололся? Кололся. Много ли надо, чтобы подцепить СПИД? Один раз вмазаться грязным шприцом, и готово. Черт его знает, чем эти молодые жеребцы думают! Со всех сторон орут: «СПИД, СПИД, берегись СПИДа», а толку?

Образцы крови, по которым Егорычева проверяли на наркотики, отправили на анализ в специализированный институт. Через неделю пришел ответ: реакция отрицательная. Не поверили, попросили повторить анализ. Подтвердилось: никакого СПИДа нет.

— Что за черт? — удивился Авдеев. — Откуда ты взял, что у него был СПИД?

— Я тебе говорил. Сказала его любовница.

— Ирина Рогова?

— Нет, другая. Ты ее не знаешь.

— Вот что, Гоша, возьми ее за жопу и как следует потряси. Не нравится мне эта путаница. И вообще, с делом пора завязывать. Прокурор уже косится: все ясно, чего тянуть?

Звонить Ольге Мартынов не стал. Запросил в справочной ГУВД адрес квартиры, где был установлен телефон, с которого она в прошлый раз звонила. Отправился к ней около полудня, учитывая, что дамы ее профессии не любят рано вставать.

Однокомнатная квартира, которую Ольга снимала, находилась в районе «Автозаводской», на пятом этаже панельной пятиэтажки без лифта и никак не годилась для того, чтобы принимать в ней богатых клиентов. В том, что они богатые, Мартынов не сомневался.