А на самом деле он переживал «прессинг» достаточно тяжело — известно ведь, что с одной стороны доброе слово, оно и кошке приятно, а с другой — скажи человеку тысячу раз, что он свинья, так он и впрямь захрюкает… Хрюкать Никита, конечно, не стал, но поугрюмел еще больше, даже осунулся немного — хотя с подчиненными держался по-прежнему ровно и обиду на них не срывал, по давней традиции российского начальства… А вот его самого после каждой жалобы или публикации немедленно дергали «на ковер» — как будто он мог там сказать что-то новое, что само руководство не знало. Но ведь руководство обязано как-то реагировать на сигналы? Оно и реагировало…
В довершение ко всему, в Управлении началась осенняя эпидемия гриппа, а учитывая чудовищную скученность оперов в кабинетах (отдел Кудасова, в частности, весь ютился в сорокаметровой комнате, личный состав, все тридцать два человека — сидели буквально чуть ли не друг на друге), вирус за три дня свалил в постель едва ли не половину офицеров. А задачи подразделениям ставились в тех же объемах, как и раньше… Никиту грипп также не миновал, но он при имевших место раскладах больничный брать не стал — собрал волю в кулак и перехаживал болезнь на ногах… В тот год гулявший по Питеру вирус гриппа частенько давал осложнения на почки и на зрение, и Кудасов очень скоро это смог прочувствовать на себе.
Андрей Обнорский, кстати говоря, предложил тогда Никите Никитичу помощь — дать большое интервью в его газете, где можно было бы расставить все по своим местам. Но Кудасов отказался — он не хотел выглядеть оправдывающимся, да и идти к руководству за санкцией на официальный контакт с прессой в сложившейся обстановке не хотелось. Тогда Серегин сам написал обзорно-аналитическую статью в своей газете об актуальных проблемах, с которыми столкнулось общество в попытках борьбы с организованной преступностью. Статья получилась хорошая, острая и легко читавшаяся, но она Кудасову не помогла, скорее даже наоборот — Никиту вызвал к себе Ващанов и «вставил пистон» за эти самые «несанкционированные контакты с прессой». Геннадий Петрович был убежден, что статью Обнорский написал с «подачи» Кудасова. Выволочку первый заместитель начальника РУОПа закончил тогда сакраментальными словами:
— Работать надо лучше, а не в прессе оправдываться!
(Самого же Серегина заклеймили с негодованием коллеги-журналисты — дескать, заведующий криминальным отделом молодежки взял на себя функции общественного руоповского адвоката…)
В том, что работать надо лучше — Никита Никитич был с Ващановым солидарен. Кудасов, вообще, принадлежал к той категории людей, которые привыкли искать причины всех своих проблем и неудач в самих себе. Кстати говоря, схожую жизненную позицию в свое время продекларировал Никите вор и бандит Сомов по кличке «Беда». Беда, взятый в 1986 году Кудасовым с поличным на разбое, держался достойно, как и положено нормальному уголовному авторитету, Никиту не сволочил и охотно беседовал с ним на общефилософские темы. Однажды он сказал навсегда запомнившиеся Кудасову слова:
— Люди, они тогда хорошо жить будут, когда научатся за все с самих себя спрашивать. Можно ведь как сказать: ой, меня «кинули» злые, плохие разбойники — воры… А можно сказать: я дал себя кинуть. Но больше не дам… Это всех касается — я ведь тоже мог бы сказать: мусора меня нахватили! А я говорю: я дал себя нахватать! Сечешь разницу, начальник?
Разницу старший лейтенант Кудасов просек моментально и, отправляя Беду в камеру, не погнушался поблагодарить его за «науку». Не ожидавший от опера такой реакции Сомов так растрогался, что позднее признался еще в двух глухих квартирных «обносах» — тем более, что, по принципу «поглощения статей», срок они ему все равно не удлиняли, а Кудасову — добавили две «срубленные палки». |