Иоасаф III (?—1672), седьмой патриарх Всея Руси (с 1667 до 1672 г.), преемник Никона. При нем раскол оформился окончательно, под влиянием Симеона Полоцкого была восстановлена живая проповедь в церквях, правились богослужебные книги и устанавливались правила иконописания.

Питирим (?—1673), восьмой патриарх Всея Руси. Ярый враг Никона. Занимал патриарший престол с июня 1672 по апрель 1673 г.

Иоаким (1620–1690), девятый патриарх Всея Руси из рода можайских дворян Савеловых, продолжавший никонианскую политику утверждения независимости церкви от государственной власти. Духовный писатель и полемист.

Адриан (1627 или 1639–1700), последний патриарх Всея Руси (с 1690 г.), ярый приверженец старины, противник реформ Петра I.

Глава 1

И раздумался государь Алексей Михайлович…

Год выдался удачливым, хоть и хлопотным. В сокровенных мыслях не держал, как ко времени придется кончина патриарха Иосифа. Грех, великий грех о таком подумать, да иначе не решить бы судьбы друга собинного — митрополита Новгородского Никона. К нему всей душой тянулся. От него облегчения в тягостях государских и семейных ждал.

Об усопшем кире-Иосифе что сказать? Всего за три года до батюшкиной кончины поставлен был. Чужой человек — от самого себя правды не скроешь. Да и в чем она — правда? Не святейший ли в смерти батюшки завинился? Государь Михаил Федорович о замужестве сестры Ирины Михайловны от души хлопотал. Принца датского Вальдемара сыскал. В Москву пригласил. Только что не аксамитом да соболями дорогу в первопрестольную ему выстлал. Никаких трат не жалел. Расчет государский — одно. Царевну из теремного задуха вывести, семьей одарить — другое. Пуще жизни Аринушку любил. Первой из семи дочек на свет пришла, первой для отца и осталась.

Может, от такого зятя и невелик прибыток. Короля датского Христиана IV всего-то побочный сын. Бастард, они там называют. И все королевская кровь! Веселый. Смелый. До развлечений охочий. Никого улыбкой, словом добрым не обойдет. Перед Ариной шляпу с перьями скинул. В поклоне по земле махнул. Руку целует: «Ваше высочество, принцесса, рад несказанно…». А до веры дошло — чтоб православие ему принять, — ни в какую. Чего-чего батюшка ни сулил, как Христом Богом ни молил — где там? Во дворец принц дорогу забыл. От охоты отказался — недугами отговариваться стал.

Тут бы святейшему уловку нужную и найти. Книгочей ведь был, всякой учености любитель — сплоховал. Сколько часов в прениях с пастором провел — все без толку. Книг церковных груды приносил. По закладкам места нужные искал. Путал. Гневался. В круг одно и то же твердил. У пастора на все ответ был, иной раз вроде бы посмеивался пастор-то.

Принц поначалу прениям радовался — видать, и впрямь жениться хотел. А как дни чередой побежали, ходить на собрания перестал. Понять бы киру-Иосифу, другого пути поискать — на своем уперся, батюшке досаждать стал. Государю маета одна. Где было отцовскому сердцу выдержать! В одночасье приказал долго жить.

Кир-Иосиф до конца государя не оставлял: выслать принца за безбожие требовал. Отмалчивался батюшка. Один раз прошептал: «Еще, Алеша, пробовать надо, единения с принцем искать, Аринушку не обидеть».

Только как в шестнадцать-то лет противу патриарха устоять? Ни слов нужных, ни власти. Пришлось, пришлось принца отпустить. С почетом, честь честью. Арина в Крестовую палату пришла: «Порешил ты жизнь мою, государь-братец». От горя ровно окаменела вся. Больше года слова единого не вымолвила.