Тюбервиль только подернул плечами, бросил полный ненависти взгляд на Корбетта и, не оказав никакого сопротивления, позволил стражникам увести себя.

— Что его ждет? — спросил Корбетт.

— Он предстанет перед судом, — ответил король, — перед другими знатными рыцарями, перед моими судьями в Вестминстер-Холле. Свидетельств против него, которые вы собрали, будет достаточно, чтобы отправить его прямиком на плаху. Он будет повешен, привязан к хвосту лошади и четвертован. И это послужит предупреждением для всякого, кто осмелится хотя бы помыслить об измене в моем королевстве! Да и история с Уотертоном требует возмездия, — с горечью заметил король. — Умно, очень умно со стороны де Краона было все подстроить так, чтобы вина падала на него. — Тут Эдуард посмотрел Корбетту в глаза. — Так вы всегда были уверены, что Уотертон невиновен?

— Да, пожалуй, — задумчиво ответил Корбетт. — Какое-то чутье мне это подсказывало, а потом, в Париже, когда я встретился с дочерью Ричмонда, то укрепился в догадке. Но окончательно убедил меня сам де Краон. Я наблюдал за выражением его лица в тот день, в большом зале для заседаний, когда ваш брат объявил о поимке изменника. Я увидел, как в глазах де Краона сверкнула искорка самодовольства: должно быть, он понял, что мы схватили не того человека, и этой радостью невольно выдал себя. А во Франции, в дни Ланкастерова посольства, — припомнил Корбетт, — де Краон намеренно вводил меня в заблуждение. Он выказывал особое расположение к Уотертону, чтобы направить нас по ложному следу.

— Но де Краон пытался убить вас в Париже!

— Только затем, чтобы бросить еще большее подозрение на Уотертона. То же самое относится и к французской печати, обнаруженной в наших мешках с дипломатическими бумагами. Ее подбросил туда сам де Краон! И он же снабжал лживыми сведениями своих союзников-шотландцев, в надежде, что от них эти сведения утекут к нам.

Король кивнул и перевел взгляд на распустившуюся розу. Он с трудом верил всему, что недавно увидел и услышал. Тюбервиль — предатель… Да еще такой коварный! Одному Богу известно, размышлял король, какие еще открытия можно сделать, внимательно изучив его письма. Не удивительно, что мятежники в Уэльсе и Шотландии вели себя так нагло! Эдуард продолжал смотреть на розу, а в душе уже лелеял отмщение.

Корбетт прервал воцарившееся молчание, преклонив одно колено перед королем.

— Ваше Величество, — промолвил он, — вы пообещали мне, что, если я найду преступника, то смогу просить вас о любой милости.

Эдуард лукаво на него взглянул:

— Я погорячился тогда, мастер Корбетт. Негоже приводить властителю его собственные слова, сказанные им в пылу гнева.

Корбетт грустно улыбнулся:

— Как сказал псалмопевец, «Не надейтесь на князей». Вы хотите показать мне истинность этого изречения, Ваше Величество?

— Нет, нет, — тихо рассмеялся Эдуард. — Я сдержу свое слово.

— Хорошо, — сказал Корбетт. — У меня только два желания, Ваше Величество. Первое — чтобы наказание Тюбервилю заменили на более мягкое. Пускай его казнят, пускай его повесят, но не нужно ни лошадиного хвоста, ни четвертования. К чему надругательство над мертвым телом — правосудие этого не требует.

Король поглядел на голубое небо.

— Ваша просьба будет удовлетворена, — проговорил он отрывисто.