– Да, – согласился Эллиот. – Большинство считает именно так.

– Уэлкину и Гору, безнравственным, трусливым людишкам, предстояло сыграть свои роли. Каждый, видите ли, должен был охранять свою часть дома. Уэлкин находился в столовой. Гор должен был наблюдать за окнами библиотеки по двум причинам – во-первых, чтобы клятвенно подтвердить алиби мистера Марри; во-вторых, чтобы помешать всем остальным смотреть в окно, пока мистер Марри был в библиотеке. Они подобрались к бедному Джону, как… ну, вы знаете! У него не было никаких шансов. Когда они узнали, что он в саду, мистер Марри бесшумно вышел из библиотеки. Он крупный, сильный человек. Он поймал Джона и убил его. Это деяние он оттягивал до последнего момента. То есть они надеялись, что Джон, может быть, сломается и признается, что потерял память и не уверен в том, что может считаться настоящим наследником. Тогда они, возможно, и оставили бы его в живых. Но он не признался. Поэтому они его убили. Но мистеру Марри надо было объяснить, почему он так неоправданно задержался со «сравнением отпечатков пальцев». Поэтому он придумал фокус с «Дактилографами»: сначала украл, а потом вернул один из них. И Нат говорит, – несколько задыхаясь, закончила она, глядя на доктора Фелла, – он говорит, что вы попались в эту ловушку, как и планировал Марри.

Инспектор Эллиот осторожно вынул сигарету изо рта.

– Вот как? А этот мистер Барроуз объясняет, как мистер Марри совершил убийство незамеченным на глазах у Ноулза и фактически на глазах у самого Барроуза?

Она помотала головой:

– Этого он мне не сказал. Или не хотел, или у него еще не сложилось на этот счет собственного мнения.

– У него еще не сложилось на этот счет собственного мнения, – глухим голосом повторил доктор Фелл. – Слегка замедлена мозговая деятельность. Немного опоздал с домашним заданием. Ах, моя старинная шляпа! Это ужасно!

Маделин уже дважды за сегодняшний день довела себя до учащенного сердцебиения. Казалось, на нее, находящуюся на высшей точке нервного напряжения, дохнул ветер из сада, принесший чувство предвкушения и ожидания.

– Что вы на это скажете? – спросила она.

Доктор Фелл подумал.

– В его умозаключениях есть слабые места. Очень слабые.

– Это не важно, – сказала Маделин, глядя прямо на него. – Мне кажется, я и сама в это не верю. Но я вам уже говорила, что хотела бы знать, что за намеки вы делали нам относительно случившегося?

Он с любопытством посмотрел на нее, словно спрашивая себя о чем-то.

– Вы все нам рассказали, мадам?

– Все, что я… я могу осмелиться сказать. Не спрашивайте меня больше. Пожалуйста.

– И все же, – возразил доктор Фелл, – рискуя показаться слишком настойчивым, я собираюсь задать вам еще один вопрос. Вы очень хорошо знали покойного Фарнли. Сейчас ситуация снова стала неясной психологически, но, если ответить на этот вопрос, мы подойдем к истине. Почему Фарнли беспокоился все двадцать пять лет? Почему его так тяготили и подавляли воспоминания? У большинства людей такое беспокойство через некоторое время прошло бы. А у него остался на душе ужасный шрам! Скажите, мучили ли его, например, воспоминания о преступлении или причиненном кому-то зле?

Она кивнула:

– Да, думаю, мучили. Он всегда казался мне похожим на старого пуританина, сошедшего со страниц старинных книг.

– Но он не помнил, с чем это связано?

– Нет… но его мучил образ согнутой петли.

Пейджа не на шутку взволновали эти слова. Ему почудился в них скрытый намек или зашифрованное сообщение.