— Рука старика указала на желтое солнце и силуэт города. — Отлично смотрится.
Солдаты не отвечали; все их внимание было сосредоточено на кусках яблочного пирога и чашках с дымящимся черным кофе.
— Все совсем как настоящее, — заискивающе добавил старик. — А вы, ребята, минеры? — спросил он наобум.
— Нет, — мотнул головой один из молодых парней. — Ракетчики.
— А я служил в истребительных. — Старик покрепче перехватил свою алюминиевую трость. — Еще в прежней флотилии Б-3.
Никто ему не ответил. Солдаты перешептывались, поглядывая в сторону, — их заметили девушки, сидевшие на одной из соседних скамеек.
Старик сунул руку в карман куртки и извлек какой-то серый, грязный пакет. Медленно, дрожащими пальцами развернув рваную бумагу, он так же медленно встал, а затем, пошатываясь и неуверенно переставляя подламывающиеся ноги, пересек посыпанную мелкой щебенкой дорожку.
— Хотите посмотреть? — На его ладони лежал блестящий металлический квадратик. — Я получил его в восемьдесят седьмом. Думаю, вас тогда еще и на свете не было.
В глазах молодых солдат вспыхнуло любопытство.
— Ничего себе, — уважительно присвистнул один из них. — Хрустальный Диск первого класса. Вас наградили такой штукой? — вопросительно поднял он глаза.
Старик гордо хохотнул — правда, этот звук больше походил на хриплый кашель.
— Я служил на «Уайнд Гайанте» под командованием Натана Уэста. Меня ведь вырубили только в самом конце, в последнюю их атаку. А так я все время был там, с нашим истребительным отрядом. Вы, наверное, помните, как мы раскинули сеть на всем протяжении от…
— Вы уж нас извините, — развел руками один из солдат. — Мы такие древности не очень знаем. Нас же, наверное, тогда и на свете не было.
— Что да, то да, — согласился старик. — Шестьдесят с лишним лет прошло. Вы ведь слыхали о майоре Перати? Как он загнал их флот в метеоритное облако, как раз когда они сходились для последнего удара? И как Б-третья месяцами сдерживала их? — Он горько, со злобой выругался. — Мы их не пропускали, и нас становилось все меньше. И вот когда у нас осталась всего пара кораблей, они ударили. Они налетели, как стервятники. И все, что попадалось им на глаза, они…
— Прости, папаша. — Солдаты дружно встали, собрали свои коробки и направились к соседней скамейке. Девушки искоса, застенчиво поглядывали на них и нервно хихикали. — Поговорим как-нибудь в другой раз.
Старик повернул и яростно заковылял к своей скамейке. Злой и разочарованный, он бормотал что-то неразборчивое, сплевывал в искрящиеся капельками влаги кусты и пытался хоть как-то успокоиться. Но яркое солнце раздражало, шум людей и машин доводил до бешенства.
Он снова сидел на скамейке, полуприкрыв глаза, скривив бескровные, иссохшие губы в безнадежной и горькой гримасе. Никто не интересуется дряхлым, полуслепым стариком. Никто не хочет слушать его путаные, бессвязные рассказы о битвах, в которых он участвовал, никому не нужно его мнение об использованной в этих битвах стратегии. Никто уже вроде и не помнил войну, чье яростное, всесжигающее пламя все еще пылало в еле живом мозгу старика. Войну, о которой он страстно хотел говорить, — если только удастся найти слушателя.
Вэйчел Паттерсон резко остановил машину.
— Ну вот, — сказал он через плечо. — Устраивайтесь поудобнее. Здесь нам придется постоять.
До тошноты знакомая сценка. Несколько сотен, а то и тысяча землян в серых шапочках и с того же цвета нарукавными повязками. |