— Ладно, — бросил он, наконец, — Возьмешь в овчарне белолобого со слабыми ножками. Он все равно до весны не дотянет.

Радка кивнула.

— Да, и оставь оружие. — его голос был крайне недовольным.

— А лошадь? — робко спросила она.

— Лошади в конюшне. — Ганеш махнул рукой и отвернулся.

Девушка почувствовала, что у нее слабеют ноги. Кажется, первый кон она выиграла. А дальше, как кости лягут.

* * *

У конюшни Радка поколебалась несколько минут. Она страшно боялась встретиться с пленным кентавром лицом к лицу. Но выхода не было.

Створки жалобно заскрипели, и в узкую полоску света просунулась всклокоченная голова. Перед входом девушка зачем-то стянула свой островерхий колпак, который нахлобучила дорогой. Она вообще переоделась во все свое — для верховой езды — чем вызвала лишние подозрения Ганеша.

Почти все стойла оказались пусты. Только в самом последнем кто-то шевелился и недовольно всхрапывал. Радка кралась по конюшне, плохо различая предметы в полусумраке. Если там этот, она потихоньку выберется назад. Всадница лучше бы сквозь землю провалилась, чем оказалась рядом с кентавром. Ей было так стыдно за своих соплеменников!

Она только посмотрит и уйдет. Может, там и обыкновенная лошадь? Вон ноги-то… Хотя у них у всех ноги… Мысли Радки оборвались, а сердце застучало, как овечий хвост. Выглянув из-за края деревянной поилки, она нос к носу столкнулась с человеком-конем, уже давно не без любопытства наблюдавшим за ее странными действиями.

«Чумовая девка! Лошадь что ли решила украсть?»

Они смотрели друг на друга глаза в глаза, и страх, написанный на лице гостьи, удивил Хиронида. «Чего меня-то бояться!»

— А других лошадей нет? — сглотнув, спросила Радка, и тут же поняла, какую бестактность сморозила.

— Все на работах. — спокойно ответил человек-конь. У него был не злой голос и не злой взгляд. Кажется, он не собирался сейчас же напасть на Радку и закусать ее до смерти за то, что тореты сделали с ним самим.

— Мне надо… — девушка попятилась.

— Куда ехать-то? — спросил Хиронид.

— К Кобыльему Холму. — Радка сама не понимала, почему не бежит из конюшни.

— Я отвезу. — бросил кентавр. — Вон седла. — он указал рукой в угол, где кучей лежала сбруя, но Радка только еще больше отшатнулась.

— Без седла можно? — пролепетала она.

Хиронид пожал плечами. Без седла, так без седла, у всех свои причуды.

— Узду возьми.

Она замотала головой.

Хиронид хмыкнул, сам снял с гвоздя уздечку и небрежно набросил себе на голову. Затягивать не стал.

— Люди смотрят. — пояснил он. — Пусть болтается.

Они вышли из конюшни, и Радка, встав слева от него, согнула ногу, а человек-конь, наклонившись, подхватил ее под колено и, забросил себе на спину. Хиронид удивился, как привычно у обоих получилось это движение. Девушка явно ездила раньше с кентаврами (у них говорили «с», а не «на»). Потому не могла позволить себе ни седла, ни уздечки. Сидела осторожно, даже особенно не сдавливала бока. Знала, что не уронят.

Тем более ей в голову не пришло связать ему руки. Другие тореты не преминули бы поступить именно так. «Зачем лошади третья пара копыт?» — всегда ржал Ганеш, захлестывая кентавру запястья.