Селимир люботешский первым призвал свой род собрать войско. Хельги Красный, под чьим стягом Селимир три года ходил в походы, в то время соперничал с Ингорем в борьбе за киевский стол. И хотя Хельги давно не было в живых, память его толкнула Селимира на новую борьбу с прежним недругом.

«Селяня по битвам соскучился, неймется ему опять, – ворчал тайком Бранеслав. – А мы с ним заодно погибай».

Однако военная удача Селимира, как видно, закончилась вместе с жизнью Хельги Красного. Вилич сам видел, как погиб его отважный и прославленный стрый. Во время битвы с киевской дружиной предательская засада обнаружилась в лесу, где должны были стоять союзники – смолянская рать. Селимир первым помчался туда, намереваясь отбросить врага; но на полпути стрела из зарослей попала прямо ему в грудь. Раскинув руки, словно желая взлететь, князь люботешский проскакал еще несколько шагов, а потом рухнул на шею коня и покатился с седла в истоптанный снег.

Бранеслав, оказавшись вдруг старшим в войске, повел остатки его назад. Но по пути наткнулись на Ингоря ладожского – племянник Ингоря киевского спешил на помощь родичу.

Поняв, что помощь не придет, Вилич взял себя в руки. За семь лет в Перыни его выучили врачеванию, в том числе исцелению ран. Нужно поскорее остановить кровь, потом пойти найти кого-нибудь из своих, лучше всего – с лошадью, и довезти отца хоть до какого-нибудь жилья. Кто бы ни был – не откажутся люди принять раненого!

Позади раздался шум движения, и Вилич вскинул голову. По реке с полуденной стороны приближался всадник в полном доспехе, за ним еще двое, а далее – десятка два пеших. Но это были не свои. Это были русы.

– Лешак твою мать… – пробормотал рядом отец и тяжело перевел дух.

Он с самого начала не одобрял этой войны, но был вынужден подчиниться старшему брату. И вот смерть, забравшая Селимира, пришла и за ними двоими. А он, нынешний глава старинного рода Люботешичей, не может даже встать на ноги, чтобы достойно ее встретить.

Вилич поднялся и подобрал со снега свой топор. В суматохе двух отступлений он все же не потерял оружие, даже вытащил чей-то щит взамен своего разбитого. У чужого щита болталась верхняя плашка, но он был еще пригоден. С топором и щитом Вилич встал, загораживая отца. Ни о чем не думал. Коли настал его последний час… малодушием он свой род не опозорит. Стрый Селимир увлеченно учил его боевым приемам, перемежая их рассказами о походах молодости, но это был первый настоящий поход шестнадцатилетнего отрока. Пусть он слабый соперник этим русам – но он умрет в бою, как Селимир.

Первый всадник остановился шагах в пяти, движением руки придержал своих людей. Внимательно оглядел сквозь полумаску шлема стоявшего перед ним рослого, крепкого отрока лет шестнадцати. Всадник и сам был всего лет на пять старше; очень высокий, в полном снаряжении, он казался слишком большим и тяжелым для гнедого черногривого коня. В руке у человека был боевой топор, на боку висел в ножнах меч с золоченой рукоятью.

– Ты кто такой? – по-славянски спросил всадник.

Теперь Вилич узнал его: это сам Ингорь ладожский. Неужели все отступившие совсем разбиты, не осталось никого?

– Чей? – Ингорь с коня глянул на лежащего за спиной отрока. – Как звать?

Вилич сглотнул пересохшим горлом. Они остались вдвоем перед целым вражеским отрядом. Отец пытался сесть, чтобы не говорить с русином лежа, но от потери крови у него не осталось сил.

– Велебран я, – ответил Вилич, чувствуя, что не время сейчас называть свое детское прозвище.