Козью тушу и две стрелы зарыли, яму засыпали. Девять марушек во главе с Толкун-Бабой встали полукругом, в своих белых сорочках и свитках образуя земное подобие светлого месяца. Распущенные длинные волосы обливали станы, будто лучи.

закончила Толкун-Баба свои чары, и все девять посредниц поклонились на четыре стороны.

Луна скрылась, небо посветлело. Закончив свое дело, белые тени так же неслышно удалились по тропе через луг. Днем Благожит пошлет отроков с дарами к Перунову камню – благодарность тому свету за покровительство и защиту.

Яра, как старшая из дев, шла третьей с конца. На середине луга она оглянулась. В веси было тихо, тын Хотимирля темнел на светлеющем небе. Выглядел он высоким – по сравнению с полузарытыми в землю низкими избами с их дерновыми и соломенными кровлями, – и неприступным. Но Яра знала: явись сюда враги, истинной защитой всей Хотимировой чади станет та «каменная стена», что выстроена чарами. А без помощи богов и чуров никакие твержи не спасут.

* * *

У подножия столба еще виднелись следы недавней копки земли, когда через несколько дней к Благожиту явились усталые и встревоженные вестники – два отрока из соседней к востоку, Велесинской волости.

Благожита вестовщики застали в поле: дождавшись полнолуния, сеяли поздний овес. Столь важное дело прерывать нельзя, и пришлось обождать, но Благожит приметил у края поля Вересеняка и Ночву, а с ними еще двоих отроков – в тех годах, когда присматривают невест. Лица их Благожиту показались смутно знакомыми, но он лишь посматривал на них с беспокойством, сердцем чуя – не к добру эти нежданные гости.

А когда дошел до края поля, то забыл про овес сразу.

– Будь жив, княже! Чтоб росло выше леса стоячего! – Пришельцы поклонились князю, кивнув на борозды, потом Кариславе, опустившей наземь пустой короб от семян. – Прислал нас отец, Путислав, из Велесина.

– Путиславу поклон. С чем прислал? – Благожит старался хранить спокойствие, но его напряженный взгляд обшаривал лица, будто пытался прочитать в чертах то, что ему вот-вот скажут.

– С дурной вестью, – посланцы потупились. – Не прогневайся, княже, но беда пришла…

– Объявились вороги на Припяти, – начал тот, что был старше, лет семнадцати, и выше второго на полголовы. – От Днепра, люди говорят, идет сам Святослав, князь киевский, с воинской силой могучей. Селения жжет, посевы топчет конями, людей кого жизни лишает, кого в полон берет. Те волости, что близ Днепра, говорят, совсем вразор разорил.

Благожит не сразу ответил, стараясь уложить в мыслях это известие – слишком большое и грозное. Будто ни с того ни с сего ледяной водой окатили. Божечки мои, да разве ж можно так – человек важным делом занят, а тут… Святослав киевский? Вразор разорил?

– Вот отчего плакал камень слезами кровавыми… – охнула Карислава.

Беда была не из ряда тех бед, что порой случаются – неурожай либо мор. Благожиту ни разу в жизни не приходилось воевать, и от неожиданности он никак не мог поверить. Казалось, здесь ошибка – может, Святослав киевский кого другого хотел воевать, да заблудился?

– Весть Повед некий послал, – второй отрок почтительно взглянул на княгиню. – Передают от волости к волости… Дней десять тому беда пришла.

Благожит взглянул на своих, обернулся к жене.

– От руса, пожалуй, белой козой не откупишься! – в сердцах князь взмахнул кулаком. – Кабы ему со свету сгинуть со всем его родом вместе! Кабы его огонь спалил, трясца схватила, мора задушила!

– Что мы будем делать? – Княгиня, чуть побледневшая, прервала поток проклятий.