|
Собственно, ей не стоило видеть Младину до свадьбы, но Лютава ушла с Бранемером в святилище, покинув девушку ее заботам. Да и любопытно ей было – все-таки будущую невестку, жену для единого чада привезли. Прибытие Младины означало, что теперь, после всех тревог, все будет совсем-совсем хорошо: Пребран женится, избавится навек от медвежьей шкуры, а заодно и утвердится в правах наследника и следующего князя. А потом пойдут внуки… Думая об этом, Милозора чувствовала, как в ее иссохшей от тоски груди разливается нечто огромное и горячее, будто целое солнце. Он нежданного счастья она была сама не своя, словно пьяная: раскраснелась, смеялась на ходу, смотрела шалыми глазами и с трудом могла взять в толк, что от нее, как от хозяйки, сейчас требуется. Челядь тоже бегала себя не помня, поэтому на дворе и в избах было много шуму, но мало толку. Впрочем, Младина ничего не замечала.
За эту зиму она привыкла к дороге, привыкла отогреваться в чужих избах и есть за чужим столом. И сейчас у нее не было ощущения, что здесь ее долгий путь наконец-то завершился. Она приехала в род будущего мужа, перед ней стояла ее будущая свекровь – «матушка родная» или «медведица лютая», как повезет. Но Младина смотрела сама на себя из какой-то немыслимой дали, и все происходившее с ней казалось неважным. Важным было только то, что между нею и небесным огнем стояла темная туча, и ее требовалось преодолеть.
– Ешь, бедненькая! – приговаривала Милозора, остановившись у стола. – Намерзлась небось по дороге! Какой холод-то завернул – мы уж думали, все, весна-красна, а вчера опять снег выпал, да как густо! – Кабы не выпал, матушка, мы бы сейчас тут с вами не сидели, – многозначительно заметил Радом. Он все делал Младине знаки глазами и бровями: да очнись ты! – изо всех сил стараясь подавить жуть, которым веяло от ее сумрачного взгляда. Да, далеко она ушла от той робкой девушки, что однажды весенней ночью пробиралась через поля! – И то правда… Ты ешь, ешь! – Милозора легонько погладила Младину по волосам. – Вам баню топят, скоро готово будет, отогреетесь… Отдохнете… завтра такой день… И Лада, и, может, свадьба… Кто бы знал! Она опять вдруг расплакалась, не в силах выдержать этого счастья, готового разорвать ее ветхое сердце. – Кто же знал… что жених-то… что воротится мой голубочек беленький… сыночек мой… Уж совсем думали, отец опять жениться будет… Совсем он собрался… А тут еще этот приехал… – Кто? – Младина в первый раз подняла голову. Она с самого начала хотела спросить о Хортеславе и лишь с трудом сдерживалась, пытаясь осмотреться. – Ну, жених ее… Лады. – И что? – Младина встала из-за стола и повернулась к ней. – Где он? – Да князь-то невесту отдавать не хотел. Он же себе хотел, – довольно бессвязно рассказывала Милозора, утирая белым платком то морщинистые щеки, то раскрасневшийся нос. – Кто же знал, что вы приедете… Он и не верил, мне так мнится. А тот говорит: отдавай мою невесту! Князь говорит: кто одолеет, того и будет невеста, тот, значит, и пойдет под землю Ладу будить… – Ну и что? – Младина взяла ее за руки, и Милозора даже перестала плакать, подняла глаза, пораженная тем, какие холодные руки у ее невестки. |
