– Куда пробираешься, внучка?

– Жениха моего ищу, Хортеслава, Зимоборова сына, Столпомерова внука. Заплутал он где-то, ни в Яви, ни в Нави.

– Ох, шутишь, внучка! – Старуха покачала головой. – Не твой он жених! Он жених Лады, лебеди белой. Тебе и повидать-то его дорого встанет. Ну да я тебе помогу.

Хозяйка встала, и оказалось, что сидит она на укладке. Откинув крышку, она наклонилась, погремела чем-то, потом вынула какую-то круглую вещь и протерла длинным концом поминального рушника со стены. И вдруг в ее сморщенных руках будто засияла луна – такой яркий серебряный свет из них полился.

– Вот, возьми! – Она протянула подарок Младине.

Младина взяла его и увидела, что это серебряное блюдо – точно такое же, как то, что передала ей мать. Или то же самое?

– Откуда это у тебя? – Она подняла глаза на старуху.

– Сковал для своей дочери Сварог-Отец, Небесный Кузнец, понес ей подарить – в чащу обронил. Ходил, искал – не нашел. А она все ждет. Отдай ей и проси чего хочешь – она не откажет.

– Спасибо! – Младина прижала подарок к груди и поклонилась.

– Возьми, спрячь! – Старуха кинула ей берестяной заплечный короб.

Младина убрала подарок, закинула короб за плечо, еще раз поклонилась и выскочила из избушки. Обернулась – а двери уже не было, лишь крохотное оконце чернело на уровне ее колен, будто подмигивало.

Изнутри тянуло тяжелым духом тлена. Поняв, что здесь ей больше делать нечего, Младина огляделась в поисках перышка – и оно подмигнуло ей от края опушки, будто золотая звездочка. Она побежала следом.

Едва сделав несколько шагов, Младина вдруг почувствовала себя как-то странно. Не так чтобы хуже, просто как-то… иначе. Приостановившись, она ощутила, что ее одежда словно бы усохла и плотнее сидит на теле. Особенно пояс оказался затянут слишком туго. Она взялась за узел, чтобы его ослабить, и с удивлением обнаружила, что ей не так легко его увидеть, как раньше: между глазами и поясом возникло неожиданное препятствие в виде груди. Ее грудь заметно увеличилась в размерах и теперь сильно выпирала из-под черного кожуха. Опустив глаза еще ниже, изумленная Младина обнаружила, что и в бедрах заметно раздалась. Как и собственно в поясе.

Некоторое время она стола, в изумлении разглядывая и даже охлопывая себя. Потом скинула с плеча старухин короб, открыла, вынула серебряное блюдце и, спрятавшись под еловые лапы, заглянула в него.

Оно было таким чистым и светлым, что лицо в нем отразилось как нельзя лучше. Это было ее собственное лицо, но какое-то новое. Оно округлилось, румянец горел ярче, все черты стали тверже. Она уже не была прежней девушкой-невестой… наверное, так она выглядела бы, будучи на десять лет старше!

Одной рукой держа блюдо, другую Младина поднесла к лицу, будто надеялась от собственной руки дождаться ответа. И рука изменилась: стала попухлее, покрепче. И она заметно побелела, мозоли с ладони от домашних и полевых работ исчезли, остались только на кончиках пальцев – те, что появляются от шитья и прядения.

Младина оглянулась в ту сторону, где осталась избушка. Той уже не было, да и поляны не было. Похоже, она повзрослела лет на десять. Поход по лесу тому виной, или гостеванье в избе на ножке? Или десять лет жизни – палата за священный дар?

Но Младина отмахнулась от этих мыслей.