И наконец раздался треск над самой головой, лица коснулось дуновение прохладного свежего воздуха. Все изменилось: она была будто птенец в яйце, которому пришел срок выходить в белый свет. Треснула черная скорлупа земли, в ее убежище проник свет. Огненный свет, который источали борода, волосы, взор Небесного Воина.

На ее остывшую кожу повеяло теплом. Она затрепетала, еще во власти чар, боясь, как бы не сожгло ее прикосновение пламенного жениха. Горячий поцелуй коснулся губ; она глубоко вдохнула, напрягла все свои силы и подняла веки, чтобы встретить его взор…

***

Запыхавшийся Пребран рывком распахнул дверь, шагнул вперед и замер, ослепленный темнотой. Дверь позади него закрылась, почти отрезав шум толпы, стало тихо. Вслепую он сделал пару шагов, и его вытянутая рука наткнулась на еще одну дверь. Пребран потянул ее на себя и увидел внизу слабый свет. Перед ним была лестница вниз, глубиной почти в человеческий рост, а там, в избе, горела лучина. Осторожно нашаривая каждую ступень, он сошел в подземное убежище и осмотрелся.

При слабом свете все вокруг перемигивалось золотыми искрами: бронзовая, медная, серебряная посуда, шелковые покрывала. Только в таком доме и жить богине весны. Но где же она сама? На первый взгляд изба казалась пустой. Пребран оглядывался снова и снова, но не видел никого живого. Возникло разочарование: уж не обман и это все? Где обещанная богиня? Ради нее он оставил позади самого себя-старого, рухнувшего на мокрую землю кучей свалявшихся шкур. Этой победой он проложил самому себе путь к чистому синему небу, не заслоненному вершинами чащи, и чувствовал себя переродившимся. Но где она – та, ради которой он отказался от прежнего себя?

Пребран медленно обошел избу, внимательно оглядываясь. Не все так просто на Том Свете: может, ему еще нужно найти вход в скрытый покой? Но за печью он наткнулся на лежанку, покрытую большой медвежьей шкурой. Рядом стоял светец; Пребран принес единственную лучину от стола и поджег вставленные лучинки: на лежанку пролился слабый желтоватый свет. Теперь стало видно, что покрывало лежит неровно. Было похоже, что под ним кто-то есть. Но страшно было приблизиться, прикоснуться. Пребран отчетливо понимал, что прикасается к величайшей тайне мироздания: перед ним была сама непотревоженная земля, еще не озаренная солнцем, не согретая теплом, не тронутая плугом. Земля, еще не пробужденная для того, чтобы дать жизнь травам, деревьям, зверям и людям.

Но он пришел сюда, чтобы ее разбудить. За право владеть ею он бился с подземным владыкой.

Пребран шагнул к лежанке, понял руку, в нерешительности опустил, потом прошел еще дальше, к изголовью. Руки его дрожали. С замиранием сердца он отогнул край темно-бурой медвежины, готовясь увидеть нечто самое прекрасное или самое ужасное, чего нельзя и вообразить. Было страшно, но остановиться нельзя: как и там, перед косматым Велесом, иная сила подталкивала Пребрана в спину и не давала свернуть с пути.

Сердце рухнуло куда-то вниз и забилось со страшной силой. Он увидел белое лицо, но даже не сразу осознал увиденное. В его чертах мерещилось нечто знакомое, но Пребран знал, что прежде не видел этой девушки. Ее никто на свете еще не видел, ибо она каждую весну рождается заново. Она красивее всех, и она единственный источник красоты, чьим отражением служат все остальные девицы, сколько их есть. Все они берут начало отсюда, из этой темноты, из-под этой косматой медвежины. И сейчас, когда медвежина снята, в тысячи юных тел войдет сила дарить жизнь, расцветет к лету, а осенью приготовится приносить плоды.