| 
 2
 
 В Лисках отдыхали три дня. Пухов обменял на олеонафт десять
 фунтов махорки и был доволен. На вокзале он исчитал все плакаты
 и тащил газеты из агитпункта для своего осведомления.
 Плакаты  были  разные.  Один плакат перемалевали из большой
 иконы -- где архистратиг Георгий поражает змея, воюя на  адовом
 дне.   К   Георгию   приделали  голову  Троцкого,  а  змею-гаду
 нарисовали голову буржуя; кресты на  ризе  Георгия  Победоносца
 зарисовали  звездами,  но  краска  была  плохая, и из-под звезд
 виднелись опять-таки кресты.
 Это Пухова  удручало.  Он  ревниво  следил  за  революцией,
 стыдясь за каждую ее глупость, хотя к ней был мало причастен.
 На   стенах  вокзала  висела  мануфактура  с  агитационными
 словами:
 В рабочие руки мы книги возьмем,
 Учись, пролетарий, ты будешь умен!
 -- Тоже нескладно!-- закричал Пухов.-- Надо  так  написать,
 чтоб все дураки заочно поумнели!
 Каждый  прожитый  нами  день  -- гвоздь в голову
 буржуазии.
 Будем  же  вечно  жить  --  пускай   терпит   ее
 голова!
 --  Вот  это  сурьезно!--  расценивал  Пухов.-- Это твердые
 слова!
 Подходит раз к Лискам поезд -- хорошие пассажирские вагоны,
 красноармейцы у дверей, и ни одного мешочника не видно.
 Пухов стоял в тот час  на  платформе  у  дверей  и  кое-что
 обдумывал.
 Поезд останавливается. Из вагонов никто не выходит.
 --  Кто  это  прибыл  с  этим  эшелоном?-- спрашивает Пухов
 одного смазчика.
 -- А кто его знает?  Сказывают,  главный  командир  один  в
 целом поезде!
 Из  переднего  вагона  вышли  музыканты, подошли к середине
 поезда, построились и заиграли встречу.
 Немного погодя выходит из среднего мягкого  вагона  толстый
 военный  человек  и  мажет  музыкантам  рукой:  будет, дескать,
 доволен!
 Музыканты разошлись. Военный начальник не спеша  сходит  по
 ступенькам  и идет в вокзал. За ним идут прочие военные люди --
 кто с бомбой, кто с револьвером, кто за саблю держится, кто так
 ругается,-- полная охрана.
 Пухов прошел вслед и очутился  около  агитпункта.  Там  уже
 красноармейская  масса,  разные  железнодорожники  и  жадные до
 образования мужики.
 Приехавший военный начальник взошел на трибуну  и  тут  ему
 все  захлопали,  не  зная  его  фамилии.  Но начальник оказался
 строгим человеком и сразу отрубил:
 -- Товарищи и граждане! На первый раз я прощаю, но заявляю,
 чтобы впредь подобных демонстраций  не  повторялось!  Здесь  не
 цирк, и я не клоун -- хлопать в ладоши тут не по существу!
 Народ  сразу  примолк  и  умильно  уставился  на оратора --
 особенно мешочники: может, дескать, лицо запомнит и посадит  на
 поезд.
 |