— А вот и нет, понимаешь. Пардон, мерси, сюрприз...

— Сюрприз мне наши детки подстроили! Ну прямо гром среди ясного неба! Да мне там не справиться!

Мама распорядилась:

— Дети, унесите посуду в кухню. И не торопитесь... чай приготовьте.

В кухне Павлик довольно сказал сестре:

— Видишь, я был прав, когда говорил, что остальное мать возьмет на себя. Немного, правда, боюсь, что с ними будет, когда отец ознакомится со своей автобиографией...

Усаживаясь на табуретку, Яночка решительно сказала:

— А номер телефона этого алжирского пана я им дам только тогда, когда отец окончательно и бесповоротно созреет. И вообще было бы лучше, если бы мы с тобой и остальное могли сами сделать. Как бы отец чего не испортил!

— Точно! — согласился Павлик. — Брякнет чего не следует, и все может сорваться.

— Давай пока вымоем посуду, — предложила Яночка. — Нам лучше не появляться в комнате, мама обрабатывает отца, это может затянуться. Ох, и упрямый же он! А где Тиарет — я специально узнавала. Знаешь, нам здорово повезло. Алжир страшно большой, а тут работа отца оказалась именно в Тиарете, в тех местах, о которых в письме говорилось. Сокровища где-то там поблизости.

— Пока все складывается неплохо, — заметил Павлик, помогая сестре складывать в мойку грязную посуду. — Нет, сковородку с обгоревшими зразами пусть мать сама моет. Ой!

— Ты чего?

— Да я только сейчас сообразил, что нам тоже придется заняться французским!

— Ну и что? — спокойно отозвалась Яночка, пытаясь пренебрежительно пожать плечами, что не очень получилось, ибо ее руки по локоть были в мыльной пене. — Учат же другие, а мы чем хуже?

Когда брат с сестрой покончили с чрезвычайно тщательным мытьем посуды, когда перетерли ее всю, когда заварили чай и принесли его родителям, пан Хабрович окончательно и бесповоротно принял решение — ехать в Алжир. И даже понял, что надо радоваться этому. Он уже не только не впадал в панику, но совершенно успокоился и немного впал в другую крайность — сыпал улыбками направо и налево и болтал без умолку.

Внимательно поглядев на отца, дочка поняла, что можно приступать к следующему этапу операции.

— Тебе совсем не обязательно обивать пороги арабского посольства, — сказала она отцу. — Тот алжирский пан сказал — если что будет непонятно, позвони ему. Он оставил свой номер телефона.

— Где этот номер? — радостно вскричал отец.

Яночка вышла в прихожую, достала из ящичка стола визитную карточку алжирского незнакомца и принесла ее отцу.

— Северин Звияк, — вслух прочитал пан Роман. — Инженер-строитель, магистр. Гляди-ка, так же, как и я!

Вскочив со стула, папа бросился к телефону. Вся семья окружила его тесным кольцом и с вниманием слушала весь разговор.

— Да, да, понимаю, — говорил в трубку пан Роман. — В самом деле? Что вы говорите? В этой же фирме? Но ведь это просто замечательно! Ага, понятно. Одну минутку.

И страшным шепотом семье:

— Быстро! Чем записать!

Семья брызнула в разные стороны, опрокидывая по пути стулья. Каждый, запыхавшись, прибежал с клочком бумаги и пишущим инструментом. Папа дал знак жене, которая пристроилась на краешке стола и приготовилась писать.

— Да, да, записываю. Вишневский, телефон... На работе взять двухлетний отпуск за свой счет... с согласия директора... Да, записал... Как вы сказали? Перечень имущества, которое следует забрать с собой... Записала? (Это жене.) А зачем? (Это в трубку.) А, понятно. Вы правы, мне самому просто не справиться. Как вы сказали? Пани Кавалькевич сорок один восемнадцать семьдесят девять. Сколько экземпляров? И что еще? Не понял... Досье? Ага, копия досье, записал, хоть и не понимаю... минутку, пожалуйста.