— Нога в порядке? — спросил Джордино, заметив рану.
— Да. Промазал стрелок. Видимо, собирался пригвоздить меня к мотоциклу, — ответил Питт, вытаскивая кусок стрелы.
Джордино покрутил головой, поглядел в ту сторону, откуда они приехали.
— Как думаешь, долго им еще до нас скакать?
Питт мысленно прикинул время, которое они проехали, предположительное расстояние до Сяньду и ответил:
— Все зависит от того, насколько быстро поедут. Полагаю, нас разделяет не меньше двадцати миль. Гнать лошадей они не будут, да и отдыхать им тоже нужно.
— А если предположить, что путь можно сократить, объехав горы, или что они пошлют в погоню автомобили?
— Давно бы послали. Я о другом волновался: нет ли у них в арсенале вертолетов. Правда, в такую пыльную бурю от них мало толку.
— Хорошо бы у них на задницах мозоли от седел появились, так ведь нет же. Или бы спать завалились, дали нам возможность улизнуть отсюда подобру-поздорову.
— Боюсь, они все равно найдут нас по следу; дорог, судя по всему, поблизости нет, — ответил Питт. Он поднялся и обвел мотоциклетной фарой местность. Кругом была пустыня. Налево тянулся высокий, похожий на длинную стену кряж. Во всех других направлениях ландшафт оставался пустынным и плоским, как бильярдный стол.
— После столь впечатляющего путешествия верхом на отбойном молотке да по стиральной доске я бы предпочел немного пройтись пешочком. Ножонки поразмять. Пойдем навстречу ветру?
— Обязательно. Только сначала проделаем один фокус, — сказал Питт.
— Какой фокус?
— Довольно простой, но эффектный. Называется «Исчезновение мотоцикла в пустыне».
Очень скоро шестеро всадников оставили попытки догнать беглецов и перешли на спокойный аллюр. Так они могли двигаться много часов подряд. Монгольская лошадь — животное поразительно выносливое. Веками их приучали переносить трудности. Монгольская лошадка не знает усталости, способна выжить в условиях бескормицы, а скакать по степи может хоть весь день. Коротконогая, коренастая, неказистая на вид и очень крепкая, она не имеет себе равных среди западных пород.
Ехавшие плотной цепью всадники приблизились к основанию горы, и там командир группы внезапно остановился. Он слез с коня, нагнулся, наклонил к земле строгое неподвижное лицо и, включив карманный фонарь, сквозь тяжелые, как у лягушки-быка, веки принялся рассматривать следы протекторов — две глубокие канавки с вмятой травой. Довольно кивнув, он снова вскочил в седло, сунул фонарик в карман и, пришпорив лошадь, двинулся по следу. Остальные теперь держались от него в почтительном отдалении.
Командир полагал, что старый мотоцикл проедет еще миль тридцать, не больше. Впереди расстилались степи, а дальше шла пустыня. «На сто миль вперед беглецам не найти укрытия, — раздумывал он. — Если не гнать лошадей, то через восемь часов мы их все равно настигнем». Он решил не вызывать на помощь моторизованную группу — не хотел унижать своих воинов. Все они были прекрасными наездниками. Всех их учили сначала сидеть на лошади, а уж потом ходить, что доказывала их клешеногость. И наглецам, тайком проникшим в комплекс да еще побившим стражников, от них не уйти. Еще несколько часов неторопливой погони, и с ними будет покончено.
Они продолжали скакать всю ночь, ежась на ледяном ветру, то и дело посвечивая фонариком и осматривая следы, оставленные покрышками. Поначалу в порывах ветра они даже слышали стук мотоциклетного мотора, но вскоре он стих, исчез за дальними холмами. Всадники ехали в молчаливой задумчивости. Они проскакали еще пять часов, останавливаясь лишь раз, на границе ровной пустыни.
Здесь, на твердой почве, увидеть следы покрышек стало труднее. |