— Ну-с, а тридцать лет спустя король Карл IX вздумал поручить мне скверное дело, достойное палача, а не дворянина. Я обнажил шпагу и сломал ее о свое колено. Тогда государь, ваш покойный брат, вспомнил, что меня зовут Крильоном, и извинился передо мною.

— Да неужели? — сказал Генрих, губы которого судорожно скривились.

— Я не требую извинений от вашего величества, потому что вы, государь, еще слишком мало знаете меня, — наивно сказал Крильон. — Я только умоляю разрешить мне отправиться спать. Король не проронил ни слова. Он повернулся спиной к Крильону и обратился к миньонам:

— Ну, вы готовы, господа?

Король вышел первым, за ним Келюс и Шомберг, Эпернон и Можирон. Крильон смотрел им вслед, не говоря ни слова. Казалось, он был погружен в мрачную, тревожную задумчивость. Вдруг он вздрогнул, выпрямился и бросился к двери.

— Нет, нет! — пробормотал он. — Я должен спасти честь короля. Честь короля Франции и Крильона, это одно и то же! — и он побежал вслед за ушедшими.

Несмотря на поздний ночной час, из-под ставен одного из окон просвечивали полоски света. В комнате первого этажа перед прялкой сидела за работой молодая девушка. Ей было не более шестнадцати лет, она была очень бела и русоволоса, а ее голубые глаза своей бесконечной нежностью напоминали глаза газели.

В то время как она прилежно работала, склонившись над пряжей, дверь бесшумно отворилась и в комнату вошел старец, до такой степени высохший и исхудалый, что казался скорее тенью, чем живым человеком. Девушка подняла голову и, улыбаясь, сказала:

— Добрый вечер, дедушка!

Старик подошел к девушке, поцеловал ее и недовольно произнес:

— Добрый вечер, дорогая Берта! Но к чему ты сидишь так поздно за работой? Тебе пора отдохнуть!

— Но, дедушка, разве сегодня не четвертое декабря?

— Да, четвертое.

— Канун собрания штатов?

При этих словах тусклый взгляд глаз старца загорелся гневным огоньком.

— Да, — сказал он, — скоро король Генрих III — да проклянет Господь его душу! — соберет всю свою знать и соединится с Лотарингским домом на гибель тех несчастных, что слушают проповедь!

— Дедушка! — с ласковой улыбкой ответила Берта. — Вы знаете, что Господь бесконечно добр, праведен и служит лучшим щитом верных. Он не допустит, чтобы мне и вам был причинен какой-нибудь вред. Да и кто захочет напасть на слабого старца и беззащитную женщину? Взор старца снова вспыхнул.

— Да! — сказал он. — Я очень стар — мне около ста лет, и уже моя рука давно не обнажала шпаги. Но если на тебя нападут… О! Старый сир де Мальвен вспомнит, как некогда он сражался рука об руку с Баяром, рыцарем без страха и упрека! Берта обеими руками обняла шею старика и воскликнула:

— Дорогой дедушка! Не бойтесь, полно вам! Этот дом затерян на пустынной улице. Никто и не думает о нас. А потом, разве вас не любят, не уважают?

— Жители Блуа — да, но чужеземцы… О, эти лотарингцы, подлые наемники на жалованье у Гизов, убийцы наших братьев! — Он помолчал и затем сказал другим тоном: — Уже поздно, наверное, дворянин от наваррского короля не прибудет сегодня!

Не успел он договорить, как Берта насторожилась. — Стучат! — сказала она и высунула белокурую головку из окна, прислушиваясь к ночным шумам.

Действительно, кто-то стучал в ворота, в то время как чей-то голос провозглашал:

— Как хорошо!.. И как жарко греет солнце по ту сторону Гаронны!

— Это он! — воскликнул старик.