Эти услуги Дессалин щедро оплачивал хлопком, медью, лесоматериалами и даже долларами. Его запасы серебра были огромны.

Остров подвергался столь яростному опустошению, что это ставило в тупик правительства других стран; Керк Хорнер, побывавший на Гаити два года назад, ожидал найти здесь большие перемены, происшедшие за время царствования тирана.

Именно жестокость этого дикаря заставляла Керка опасаться за жизнь своего друга Андре де Вийяре.

Керк и Андре были знакомы уже несколько лет, и Керк, когда бывал в Англии, всегда останавливался в доме Андре.

Возможно, именно красочные рассказы его друга о Гаити впервые пробудили интерес Андре к этому острову, если, конечно, не считать того факта, что его родной дядя, богатый плантатор, был убит там во время революции.

Он уцелел во время восстания в 1791 году просто потому, что имение Вийяре хорошо управлялось и с рабами там обращались гораздо мягче, чем на многих других плантациях, не подвергая их нечеловеческим истязаниям.

И все-таки пришел день, когда Андре получил от Керка сообщение, что и дядя, и его три сына убиты; тот узнал об этом во время своей последней поездки на Гаити.

Он был немало поражен, когда два месяца назад Андре заявился в Бостон с просьбой помочь ему попасть на остров.

— Это исключено! — решительно сказал он. Жан-Жак Дессалин поклялся убивать каждого белого, который попадется ему на пути. Он фанатик, он страстно ненавидит всех белых людей; я не дам за твою жизнь и двух центов, как только нога твоя ступит на гаитянскую землю. — Керк, не жалея красок, описал своему другу внешность Дессалина:

— Маленький, фигура как у гориллы: плечи непомерно широкие, а шея короткая и толстая, прямо-таки бычья. Нос широкий, расплющенный, с громадными ноздрями; толстые, вывернутые губы. Низкий лоб; жесткие, как витая проволока, космы почти закрывают глаза.

— Да, не слишком привлекателен! — рассмеялся Андре.

— На самом деле это далеко не так смешно, — резко заметил Керк. — Он внушает ужас своим собственным приближенным; бывают периоды, когда он становится почти невменяемым, подозревает всех и каждого и беспрерывно говорит о необходимости убивать и уничтожать, мучить и проливать кровь.

— Я слышал, — сказал Андре, — что он шел на дьявольские уловки, обещая защиту и покровительство белым обитателям острова в том случае, если они сдадутся ему добровольно, а затем, когда они доверчиво подходили к нему, убивал их на месте.

— В Жереми все улицы были залиты кровью, — ответил Керк. — Дессалин убил там четыреста пятьдесят мужчин, женщин и детей. Эта дикая жестокость пугает даже Кристофа, его главнокомандующего! — Хорнер помолчал, давая Андре время как следует вдуматься в его слова, потом добавил:

— Ничего удивительного, что американский президент весьма встревожился, узнав о том, что во время церемонии провозглашения Независимости представитель комитета Дессалина заявил под общие аплодисменты: «Для того чтобы увековечить эту Декларацию, нам нужен пергамент, выделанный из кожи белого человека, чернильница, сделанная из его черепа, кровь его послужит нам чернилами, а штык — пером!»

— От твоего рассказа просто волосы встают дыбом, — отозвался Андре. — И все-таки я не изменю своего намерения; я попытаюсь найти сокровище, которое мой дядя зарыл на плантации.

Керк знал, что это было главной и единственной целью путешествия его друга.

Ему известно было также, что теперь, когда отец Андре умер, тот стал графом де Вийяре, главой старинного рода.

Вряд ли Андре когда-нибудь ожидал, что займет такое высокое положение.

Из трех сыновей его деда отец Андре был самым младшим.

Чувствуя, что во Франции дела идут неважно и среди крестьян нарастает недовольство, средний сын, Филипп, решил обосноваться на Гаити; он поселился там еще в начале 1770-х годов.