— Я люблю тебя! — воскликнул Андре. — Боже, как я люблю тебя! И мы спасены! Любовь моя, счастье мое, ты понимаешь? Спасены!

— Я так боялась, — прошептала Сона, — боялась, что солдаты могут схватить нас… или, что когда мы попадем в Ле-Кап, что-нибудь случится… и нас… убьют…

Было в ее голосе что-то такое, что подсказало Андре, что тот ужас, который она пережила в детстве, не забылся, и она боялась, что он может повториться.

Он любил ее очень сильно, и для него самое главное было то, что ощущает и думает она, ее душевное состояние, ее покой, поэтому он сказал очень ласково и нежно:

— Теперь нам ничто не угрожает, жизнь моя. Мы здесь в полной безопасности. Не надо думать о прошлом, тебе больше нечего бояться. Я знаю, такое нелегко забыть, но теперь, когда мы вместе и так счастливы, все плохое, все страшное будет постепенно отступать, пока наконец не исчезнет навсегда!

— Когда ты обнимаешь меня вот так… мне так спокойно и надежно… и я забываю обо всем…

— На это я и надеюсь, — сказал Андре. — Лучше вспоминать обо всем хорошем и о тех людях, которые были добры к нам, — таким, как мать-настоятельница, Тома, этот священник, который дал нам приют и обвенчал вчера ночью.

— Так мы теперь… женаты, — произнесла Сона, — и ты мой муж?

В голосе ее внезапно послышался страх, словно она опасалась, что брак их не был законным или что все это ей только приснилось.

— Мы женаты, и я — твой муж, — твердо ответил Андре, — но так как мне кажется, что это доставит тебе удовольствие, бесценная моя, мы устроим еще одну свадебную церемонию в католическом соборе в Америке или когда вернемся в Лондон.

— Я и так очень счастлива, — прошептала Сона, — но мне хотелось бы… быть красивой, чтобы ты мог любоваться мною в день нашей свадьбы. Мне… так противно было ходить с этой коричневой краской на лице!

— Это была совершенно необходимая предосторожность, — успокоил ее Андре. — Мне ведь тоже пришлось применить эту хитрость, иначе я никогда не добрался бы до имения де Вийяре и не встретил бы тебя!

— Я люблю тебя! — прошептала Сона. — И я люблю то дерево, чья кора помогла тебе превратиться в мулата и избежать опасности, хотя в душе ты остался совсем другим, нисколько не похожим на них.

Андре знал, что ужас перед мулатами не скоро изгладится из ее души, но что касается его самого — он будет вечно признателен Жаку за его неоценимую помощь и в один прекрасный день непременно отблагодарит его за доброту, возможно, при содействии Керка.

Вслух Андре сказал:

— Если мы не хотим оказаться неблагодарными, то есть еще кто-то, о ком мы не должны забывать.

— Кто же это? — спросила Сона.

— Дамбаллах, — улыбнулся Андре. — Он охранял нас и помогал во всем. Если бы барабаны не предупредили Тома, я остался бы на плантации, и солдаты застали бы меня врасплох. Сона испуганно вскрикнула:

— О Андре… Андре! Подумать только… тебя ведь могли бы убить!.. Я никогда бы ухе не смогла полюбить никого другого! Я так и жила бы в этой обители, пока не постарела бы и не умерла… как эти бедные старые монахини!

— К счастью, этого не случилось, — мягко сказал Андре, желая ее успокоить, — но мы всегда должны с благодарностью вспоминать о барабанах воду. — Вздохнув, он добавил:

— Когда я приехал на Гаити, мне даже в голову не могло прийти, что я когда-нибудь поверю в воду.