— Ну хорошо, я попытаюсь, — ответил тот. — Если я не могу отвести смерть, то попробую облегчить ваши муки или сделать их короткими.

Охотник знал, что его поведение только разозлит юта, но все же повернулся к вождю. Он еще не открыл рта, когда Большой Волк грозно окликнул его:

— Ты знаешь, что я говорю на языке бледнолицых и, стало быть, я понял, что ты обещал этому псу. Разве я не достаточно сделал, чтобы пойти на выгодные тебе условия? Ты хочешь выступить против нашего приговора? Этим ты вызовешь ярость моих воинов, и я не смогу тебя защитить! Молчи и не говори ни слова! Ты достаточно подумал о себе и теперь не должен заботиться о других. Если ты пойдешь навстречу этим убийцам, станешь в один ряд с ними и тебя ждет их участь.

— Моя религия приказывает мне заступиться за них, — ответил Олд Шеттерхэнд, и это было единственным, что мог белый сказать в свое оправдание.

— По какой религии мы должны судить, по нашей или по твоей? Разве ваша религия велит этим псам, напавшим на нас в мирное время, воровать коней и убивать наших воинов? Нет! Значит, ваша религия не сможет оказать никакого влияния на наказание.

Он отвернулся и подал знак рукой, по которому вперед выступили с дюжину воинов. Потом он снова повернулся к Олд Шеттерхэнду и объявил тому:

— Вот стоят родственники тех, кто был убит. Они имеют право наказывать первыми.

— Из чего состоит наказание? — осведомился охотник.

— Из разных мук. Сначала в них бросят ножи.

Если у краснокожих враг должен умереть у столба пыток, они всегда ищут возможность продлить его мучения. Сначала ему наносятся легкие раны, потом степень тяжести их постепенно увеличивается. Обычно все начинается с метания ножей, которые при этом попадают в различные части тела. Ножи либо вынимаются, либо остаются в ране. Цель выбирают так, чтобы не было большого пролития крови, иначе жертва преждевременно умрет.

— Большой палец! — хладнокровно приказал Большой Волк.

Руки пленников были связаны так, что их кисти висели свободно. Вышедшие вперед краснокожие разделились на две группы по числу жертв. Они отмерили дистанцию в двенадцать шагов и стали друг за другом. В каждой группе передний воин взял нож между тремя пальцами поднятой правой руки, прицелился, бросил и попал в большой палец. Хилтон издал крик; палец Нокса тоже был поражен, но тот находился в таком глубоком обмороке, что даже не очнулся.

— Указательный палец, — приказал снова вождь.

Таким образом, метатели ножей прошлись по всем пальцам рук, демонстрируя поразительную меткость. Если сначала Хилтон только вскрикивал, то теперь он кричал беспрерывно. Нокс очнулся, лишь когда острое лезвие ножа воткнулось в его левую ладонь. Он огляделся безумным отсутствующим взглядом, снова закрыл налившиеся кровью глаза и издал ужасный крик. У Нокса снова началась горячка, смешавшаяся с уже осознанным смертельным страхом, и бред, при котором из его груди вырывались звуки просто нечеловеческие.

Под беспрерывные крики и вой обоих экзекуция продолжалась. Ножами были отмечены ладони, запястья, мышцы предплечья и плечи, затем в той же последовательности все повторились с ногами. Это продолжалось приблизительно с четверть часа и было легкой прелюдией к самим мукам, которые должны были длиться часами. Олд Шеттерхэнд и его три спутника отвернулись. Несмотря на крепкие характеры, им было невозможно воочию наблюдать за ужасной сценой.

Индеец с раннего детства упражняется в терпении к физической боли, благодаря чему он выдерживает ужасные муки, ничем не выдавая своих ощущений. Если индеец схвачен и должен умереть у столба, он принимает боль с улыбкой, громко поет мелодию смерти и прерывает ее порой, чтобы поносить мучителей и высмеивать их. Плачущего индейца у столба пыток встретить невозможно.