— А наших?

Гриша запнулся. А я вспомнил, как эти двое вели его вчера сквозь ночной сквер. Шли — будто по своей земле ступали…

— Во всяком случае, — добавил он еще тише, — они сделали все, чтобы вас не беспокоить…

Я хотел затянуться, но затягиваться было уже нечем — от окурка один огонек остался. Я швырнул его в печь и захлопнул дверцу.

— Слушай, а что это вы все такие одинаковые?

Лицо у Гриши стало тревожным и растерянным.

— Странно… — сказал он. — В самом деле одинаковые… А ведь раньше мне так не казалось…

Ветка за стеклом забилась и зацарапалась сильнее прежнего. Все время чудилось, что кто-то там за нами подглядывает.

— Слушай, — сказал я. — Ну ты можешь по-людски объяснить, как ты его нарушал вообще? Закон этот ваш, насчет личности… Ну, я не знаю, там… по газонам ходил, вел себя не так?…

— Просто вел себя… — безразлично отозвался он.

Я шумно выдохнул сквозь зубы.

— С тобой свихнешься… Как это — вел себя? Все себя ведут!

— Не все, — тихонько поправил он, и словно знобящий сквознячок прошел по кухне после этих его слов. Я снова сидел, укрываясь за жидким кустиком, а из черных провалов ночного сквера на меня наползала оглушительная смертельная тишина… И они из-за этого достают человека на другой планете? Вел себя… Интересное дело — вел себя…

— Погоди-ка, — сказал я. — А здесь ты его тоже нарушал?

Честное слово, я не думал, что он так испугается.

— Но у вас же нет такого закона… — еле шевеля побелевшими губами, проговорил Гриша. — Или… есть?

— Это тебе потом прокурор растолкует, — уклончиво пообещал я.

Гриша опустил голову.

— Да, — сказал он. — Нарушал. И здесь тоже.

— Ну, например?

— Например? — Гриша подумал. — Да много примеров, Минька…

— Ну а все-таки?

— Ну, Бехтерь, бригада… — как-то неуверенно начал перечислять он. — Да и ты сам тоже… Ты ведь не хотел, чтобы я…

— Бехтерь? — с надеждой переспросил я. — А ну-ка давай про Бехтеря!

— Н-ну… — Гриша неопределенно подвигал плечом. — У них же… с Люсей… были уже сложившиеся отношения… А я появился и…

— Отбил, что ли?

— В общем-то, да… — с неохотой согласился он и тут же добавил: — Но это лишь для данного случая.

Так… Я пощупал виски. Разговор только начинался, а мозги у меня уже тихонько гудели от перегрева.

— Погоди-ка… А я? Я его тоже, что ли, нарушаю?

Гриша удивленно вскинул голову.

— Да постоянно! — вырвалось у него.

— Так… — ошеломленно сказал я. — Понятно… И много тебе припаяли?

Гриша не понял.

— Ну приговор, приговор тебе какой был?

— Ах, вон ты о чем, — сказал он. — Ты про наказание? Но, Минька… собственно, видишь ли… за это вообще не наказывают.

— Что? — заорал я.

— По здешним понятиям, разумеется, — торопливо пояснил он.

Сигарета не вынималась. Пришлось разорвать пачку.

— Бесполезно, Минька! — с отчаянием проговорил Гриша. — Ты пытаешься вогнать все в привычные рамки — бесполезно! Пойми: это отстоявшееся до предельной ясности общество… («Вот я и говорю — ангелы…» — пробормотал я, прикуривая.