Однажды вечером, когда разгорались звезды и луна поднималась над горизонтом, мы остановились под тополем возле ручья и решили заночевать. В этом месте поток огибал огромный валун, образуя петлю примерно в пол-акра. Там лежало поваленное дерево и большая куча веток, словом, топливо тоже имелось в избытке.
Усевшись вокруг небольшого костерка, мы поели мяса с бобами и, чтобы скоротать время, стали петь старинные песни. Некоторые из наших песен предки привезли еще из далекого старого Уэльса.
Джудит тоже присоединилась к нам. У нее оказался высокий чистый голос, и пела она лучше нас, хотя мы с детства любили петь.
Это был очень красивый вечер. Даже лошади подошли к нам поближе. Им нравилось тепло костра и пение людей. После того как Джудит улеглась, Галлоуэй тоже завернулся в одеяла. Я остался охранять лагерь. Взяв винтовку, осторожно выбрался на опушку окружавшей нас рощицы.
Я уже делал второй круг, когда заметил, как в темноте что-то движется. Застыв на мгновение, я присел на корточки, стараясь слиться с землей, и стал прислушиваться к шелесту травы.
Кто-то медленно полз. Судя по всему, ко мне приближался раненый. Раз или два до меня доносился слабый стон. Однако я не двинулся с места, не доверяя этим звукам.
Прошло несколько минут, и я уже различил ползущего в нескольких ярдах от меня человека. Еще раз осторожно осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, я тихо проскользнул в лагерь.
— Галлоуэй, там ползет человек, — разбудил я брата. — Кажется, он тяжело ранен. Его надо принести в лагерь.
— Давай. Я тебя прикрою.
Если это ловушка, то те, кто ее устроил, горько пожалеют.
Пробравшись на опушку, я нашел человека и тихо, чтобы только он смог услышать меня, произнес:
— В чем дело, друг?
Ползущий остановился, и воцарилась тишина. Затем раздался тихий спокойный голос:
— Меня здорово задело. Я увидел ваш костер...
— Тебя ищут?
— Вероятно.
Я подошел к нему, поднял и отнес в лагерь. Это был мужчина лет сорока, с длинным, узким лицом и черными с сединой усами. Пуля навылет прошила ему грудь. Выглядел он неважно. Я занялся его раной, а Галлоуэй отправился на дежурство наблюдать за прерией.
Джудит проснулась и принялась готовить бульон, и к тому времени, как я закончил перевязку, он уже кипел. Я знал, что наш гость потерял много крови, поэтому сделал соляной раствор и заставил его выпить. В нашей семье всегда пользовались таким простым средством, и оно помогало.
Нужно признать, раненый оказался крепким парнем. Пока Джудит поила его бульоном, я осмотрел его ногу.
— Придавило оглоблей фургона, — объяснил он. — На наш лагерь ночью напали, кто-то сшиб оглоблю, и она упала мне на стопу.
Нога его распухла, и мне пришлось разрезать сапог. Он ошарашенно взглянул на меня между двумя глотками бульона.
— Вы только посмотрите! — произнес он. — Лучшая пара сапог! Купил их месяц назад в Форт-Уэрте.
— Ты из Техаса?
— Нет. Из Арканзаса. Был поваром у перегонщиков стада из Ньюсеса. Вчера вечером к нам подъехал человек, худой, смуглый, с узкими глазами. Его пригласили перекусить. Одет по-дорожному, но не так, как одеваются на Западе. — Повар вдруг настороженно посмотрел на нас. — Между прочим, он говорил, как вы, ребята.
— Не волнуйся, в этих краях у нас нет родственников.
— На нем был красный пояс, а винтовку он носил так, словно родился с ней...
— Колби Раффин! — сказала Джудит.
— Как бы там ни было, он поел и уехал. Мы уже спали примерно с час, когда целая орава с воплями и выстрелами вылетела на нас. Человек двенадцать, а может, двадцать. |