— Ну выходи же, — уже жалобно взмолилась военная. — Если свой, стрелять не буду. Я военфельдшер* Курицына Мария Ивановна, а ты кто?

военфельдшер — персональное воинское звание военно-медицинского состава Красной армии и флота ВС СССР, с 1937 года по 1943 год. Приравнивалось к званию лейтенанта. Знаки различия — два квадрата на темно-зеленых петлицах с красной окантовкой при специальной военно-медицинской эмблеме.

— Конь в пальто… — ругнулся Ваня, немного помедлил и все-таки вышел из-за дерева. — Совсем сдурела, по людям пулять?

Девушка нахмурилась, рассматривая Ивана, а потом нагло потребовала.

— Звание, фамилия!

Ваня помедлил, рассматривая военфельдшера Курицыну. Худющая, щуплая и маленькая, она больше смахивала на совсем юную девчонку, а не на военфельдшера. Худенькие ножки в драных чулках болтались в голенищах сапог, а наган в руке смотрелся как здоровенный дуэльный пистолет. Старшеклассницы в двадцать первом веке выглядели гораздо старше ее.

Правда, форма с двумя кубиками на петлицах и кобура на поясе, подсказывали, что девица все-таки военная.

— Рядовой, значит… — сделала вывод из своих наблюдений военфельдшер Курицына и подпустив в голос властности, скомандовала. — Немедленно доложите по форме, рядовой!

— Чего? — Ваня оторопел от такого нахальства.

К женскому полу он никогда не испытывал особого пиетета, предпочитая любезностям здоровое нахальство. А тут от горшка два вершка, а еще командует.

И недолго думая, развернулся и пошел в лес.

— Стой! — военфельдшер Курицына явно растерялась. — Я тебе приказываю, стой! Выстрелю, честное слово, выстрелю…

— Отвали, дура… — хмыкнул Иван. Что-то глубоко внутри подсказывало ему, что подчинение старшим по званию теперь его новая действительность, но идти на поводу у взбалмошенной девчонки он не собирался.

Сзади послышались торопливые шаги, девушка обогнала его и взмолилась.

— Да стой же. Не уходи, я совсем одна осталась…

Иван остановился и, сменив гнев на милость, спросил.

— Что у вас тут случилось?

— Немцы… — всхлипнул девушка, неожиданно бросилась на грудь Ване и запричитала: — Сначала наши отступили, нас обещали забрать, но не забрали. Ни лекарств, ни еды не осталось. Пришлось застрелить Зорьку… у-у-уу… ласковая кобыла была. Но она уже не вставала, тоже от голода. А потом… потом немцы пришли… приехали, то есть. Раненых всех убили, покололи штыками, Марь Ванну, главврача нашего, снасильничали и повесили, Ван Ваныча, старшего военфельдшера, тоже повесили. Он пытался помешать им. А я отошла подальше, по надобности, ну, вымыться и все такое… когда шум услышала, прибежала и спряталась… хотела стрелять по ним, но не смогла… испугала-а-ась…

Девушка зарыдала навзрыд.

Ваня погладил ее по спине, ощущая ладонью острые лопатки и машинально переспросил:

— Немцы?

Случившееся напрочь выпадало из привычной картины мира. Да, рассуждали, друзья Ивана, конечно, подобное случалось, но редко, простые немецкие солдаты и офицеры лояльно относились к пленным, а свирепствовали только эсесовцы, да и то, по большей части, их зверства сильно приукрашены коммунистической пропагандой. Иван не особо верил им, но, в свое время, он пожил в Германии и теперь у него просто не укладывалось в голове, что приветливые, мирные и добродушные немцы могли такое устроить.

— Нет, монголы… — зло всхлипнул девушка и снова потребовала. — Говори, кто ты такой! Живо!

В грудь уткнулось что-то твердое.

Ваня опустил глаза, увидел, что это наган военфельдшера Курицыной и неохотно выдавил из себя.

— Куприн Иван… — и добавил.