К счастью, как скоро выяснилось, никто кроме Нечаева не пострадал, да и ему резануло шею не пулей а соколком стекла.

Пока длилась суматоха, Ваня убедился в том, что нарвался на партизан. Никем иным они быть не могли. Группу из шести человек возглавлял Силантий Савельевич, так назвал себя лысый, в его подчинение входили два красноармейца и три сугубо гражданских персонажа — двое — молодые парни допризывного возраста и третий — пожилой дедок, чем-то похожий на деда Мороза из-за своей лохматой, седой бородищи до пупа и красного носа картошкой.

То, что Ваня с товарищами — свой, они поверили как-то сразу, лишних вопросов не задавали. Даже оружие не отобрали.

Из леса выгнали двуколку, куда поместили Нечаева, Динару и три ящика с немецкими пайками. Часть провизии навьючили на себя, после чего дядя Силантий повел всех в лес.

— Дык, чего это мы вас застопорили… — бубнил он. — Оголодали совсем, вот и вышли на дорогу. У меня там еще полтора десятка рыл, всех кормить надо. И раненых полстолько. Ты уж не гневись, сам понимаешь, откуда нам знать, что вы свои. И это… — он приостановился и взял Ваню за рукав кителя. — Там у нас… короче, командир есть ранетый, ты уж ему не говори, как мы обосрались. А? Не скажешь? Не надо. Нагорит мне.

— Лучше сказать, — тихо и твердо ответил Иван. — Вины вашей нет. Не я, так кто из твоих проболтается, неловко будет. Верить тебе перестанут.

— Так-то оно так… — горестно вздохнул Силантий Савельевич. — Тебе оно видней. Ну да ладно, будь как будет. Мы сами уходим, почитай на пару часов остановились, чтобы разжиться жратвой. Здеся — нечего уже ловить. Лес фрицы постоянно прочесывают, день и ночь висит ихняя леталка, зырит с неба. Чудом увернулись, нас в клещи зажимали. А ты в звании-то каком будешь?

Ваня молча покосился на него.

— Дык, понятное дело! — сразу заторопился мужик. — Оно и понятно, секретно, товарищ командир. Наше дело маленькое.

Дальше Иван узнал, что Силантий Савельевич до войны лесничествовал, а его группа — это часть партизанского отряда имени «Товарища Сталина». Отряд действовал в этих местах, еще до наступления второй ударной армии, а потом соединился с ней. Сам отряд при выходе из окружения рассеялся, Силантий собрал остатки, подобрал по пути несколько солдат-окруженцев и повел на Старую Руссу, соединяться с действующими в тех местах партизанскими соединениями.

Ване Савельевич показался внешне чрезмерно болтливым, даже глуповатым, но тот момент, что он смог свести людей в группу, свидетельствовал точно не в пользу легкомысленности.

Шел он по лесу быстро, выбирал путь так, что даже тяжело груженная двуколка с запряженной в ней маленькой, лохматой лошадкой, не задерживала группу.

— Холосо идет, — кивал одобрительно якут. — Умный мусик, снает лес. Ты тосе усись, Ванюска. Фалт — холосо, но уметь — есе луссе.

«Иди ты в жопу, тут бы выжить, а не учиться…» — раз за разом посылал его Иван, но ни разу ничего не озвучил. К якуту он сильно привязался, к тому же прекрасно понимал, что без Петрухи он бы уже давно был бы мертв.

Несмотря на то, что Савельевич выбирал самый простой и удобный путь, очень скоро все выдохлись, особенно солдаты — сказывалось долгое недоедание. Но, все равно, никто привала не просил. Нечаев ожил и пошел сам, правда долго не продержался и опять повалился на повозку.

К счастью, уже с началом сумерек, лесник вывел группу к своему отряду. А если точнее, сначала Иван почувствовал запах костерка. А уже потом увидел худого словно скелет, расхристанного бойца, дремавшего на пеньке в обнимку с винтовкой.