Но с другой стороны, имея в руках оружие, он давно уже мог бы получить желаемое, просто пристрелив её. Уж что-что, а стрелять он умеет. В этом Настя убедилась в первый день их знакомства. В очередной раз запутавшись в собственных мыслях, Настя вздохнула и, покрепче сжав рукояти тачки, прибавила шагу. Притихшая Нюська смотрела на мать не отрываясь, и в её огромных серых глазищах откровенно плескался укор.

Не зная, как разрядить обстановку, Настя улыбнулась дочери одними губами и, сделав вид, что внимательно рассматривает дорогу, отвела взгляд. Но Нюська была не тот товарищ, от которого можно было так просто отмахнуться. Не дождавшись, когда мать снова посмотрит на неё, девочка нарочито вздохнула и, подперев подбородок кулачком, негромко протянула:

— И чего все вечно на тебя обижаются? Ведь сразу понятно было, что ты ещё та штучка.

— Чего?! — охнула Настя, от неожиданности чуть не отпустив рукояти. — Это ещё что за лажа? Ты откуда это взяла?

— А это не я взяла. Это в твоём садике нянька с воспиталкой так про тебя говорили, — невозмутимо ответила Нюська.

— Врёшь, — ахнула Настя, не веря собственным ушам.

— Мам, ну что за выражения, — протянула Нюська менторским тоном, в точности копируя интонации самой Насти.

— Хочешь сказать, что они меня обсуждали прямо при тебе? — растерялась Настя.

— А я куклу брала и рядом играла, — хитро прищурилась Нюська. — Взрослые же такие умные, всегда знают, что дети делают.

— Ты это к чему? Хочешь сказать, что внаглую подслушивала, о чём воспитатели говорили? — не поверила собственным ушам женщина.

— Я не подслушивала, а просто сидела рядом, играла и слушала. Они про мою маму говорили, — вполне резонно добавила девочка.

— И часто они про меня говорили? — не сдержала любопытства Настя.

— Каждый день, когда ты меня в свой сад приводила, — ответила Нюська, упорно называя садик Настиным.

— И что они говорили? — продолжала спрашивать Настя, уже окончательно перестав контролировать себя.

— Что ты штучка, что я несносный ребёнок. И что ничего другого от нагулянной девчонки ожидать не приходится, потому что гены материнские, а мамаша явно моралью не загружена, — ответила Нюська, старательно выговаривая незнакомые слова.

Настя всегда знала, что у её дочери отличная память и что остротой слуха она может поспорить с дюжиной зайцев сразу, но услышать такое из уст собственного ребёнка было для неё слишком. Испустив нервный смешок, она растерянно смотрела на Нюську, не зная, плакать ей или смеяться. В том, что девочка всё это не придумала, она не сомневалась. Пятилетний ребёнок просто не может понимать значения всех этих слов.

— Вот значит, как они обо мне думают? — растерянно протянула женщина, глядя на дочь неверящим взглядом.

— Да ну их, — отмахнулась Нюська. — Дуры пустоголовые.

— Анна!

— Чего Анна? Они сами так говорят, — огрызнулась девочка.

Звучно лязгнув зубами, Настя захлопнула рот и, прокашлявшись, зашагала дальше. Только теперь она поняла, что стоит посреди дороги, сжимая рукояти тачки побелевшими от напряжения руками, с открытым ртом, и таращится на собственную дочь так, словно видит её первый раз в жизни. Тем временем Нюська, всмотревшись в дорогу, мрачно констатировала:

— А дядя-солдат уже совсем ушёл.