Дорога в Огден тянулась, мрачная, к северу, между пустынными пространствами, словно обожженными под соляной их одеждой.

— Хорошая погода, — послышался сзади мягкий голос Аннабель Ли.

— Великолепная. Если она продержится так в течение месяца, то наше путешествие в Сан-Луи будет сплошным удовольствием.

— Сплошным удовольствием! — сказала она, покачивая головою.

— А вы будете грустить? — спросил иезуит с некоторой резкостью.

— Я никогда не чувствовала себя несчастной в Салт-Лэйке.

— Вы плохо помните, что было, когда вы прибыли сюда. Могу вас уверить, что тогда у вас не было того, что называют гордым видом.

— Я никого не знала, и потом у меня были опасения, которые вы рассеяли. И, правду сказать, я не надеялась найти здесь такого друга, каким оказались вы.

— Так что сейчас...

— Так что сейчас я почти сожалею об отъезде.

— Я не сожалею о вашем отъезде, — сказал он. — Я тоже не останусь здесь долго. И признаюсь, что предпочитаю не оставлять вас после своего отъезда здесь.

— Благодарю вас, — сказала она своим мягким монотонным голосом. — Но мне, которая покидает вас, вы не можете запретить сожалеть об этом.

Он машинально обернулся. Молодая женщина была еще только наполовину одета. Она смотрела на него с нежной и грустной улыбкой.

— Простите, — пробормотал он.

— Это мне следует просить у вас прощения за то, что я опоздала, — сказала она.

Оба они замолчали. Слышалась только болтовня негритянки.

— Я готова, — сказала, наконец, Аннабель.

Медленно спустились они по лестнице.

В саду ржала лошадь.

Навстречу им шел Кориолан.

— Госпожа, — сказал он, — там дожидается солдат от господина губернатора.

— Введи его сюда.

Губернатор Камминг напоминал миссис Ли, что она приглашена на банкет, который в этот вечер давали почетным лицам территории Ута в честь генерала Джонстона, командира оккупационной армии. Пользуясь случаем, он извещал, что вступление армии в город Соленого Озера состоится не раньше десяти часов через западные ворота.

— Поблагодарите от меня господина губернатора, — сказала Аннабель. — Кориолан! — обратилась она к негру, указывая на солдата, — отведи его в кухню и дай ему стакан рому.

Затем она повернулась к иезуиту:

— Вы видите: всегда ошибается тот, кто торопится.

— Вы всегда правы, — пробурчал он.

Она наклонила голову.

— А пока пойдемте и позавтракаем спокойно, — предложила она.

И, так как он возразил почти угрюмым жестом, прибавила:

— Пойдемте, будьте добры. Ведь мы, может быть, в последний раз завтракаем вместе... а уж в предпоследний-то наверно.

В столовой оставались только буфет из полированного ореха, стулья и стол, на котором стояли круглая чашка со сливками, кофейница и фаянсовые чашки со сливами и абрикосами. Аннабель несколько раз требовала различные предметы, и каждый раз Роза отвечала ей одно и то же:

— Уложено, госпожа.

— Ах! — вздохнула она устало. — Уже пустыня в этом доме.

Затем обратилась к иезуиту:

— Мне стыдно, отец мой, что я оставляю вас таким образом!

— В первых числах июля я уезжаю из Салт-Лэйка, — возразил он.