Разговор закончился. Кэтрин с минуту постояла с трубкой в руке, затем положила ее на рычаг. Обернувшись, она увидела в дверях Константина. Он внимательно смотрел на нее, в лице его и темных глазах было что-то такое, словно он видел ее насквозь.

Кэтрин указала на два своих чемодана и взяла в руки плащ.

– Ну ладно. Я готова, – бросила она и первой прошла в двери.

Укрывшись от дождя под кроной деревьев на краю Гайд-парк, Девиль следил за Микали, бежавшим по дорожке в черном тренировочном костюме с красными лампасами. В нескольких метрах от Девиля пианист остановился, уперев руки в бока и совершенно не запыхавшись.

– Вы бегаете при любой погоде? – заметил француз.

– Ну, вы же знаете, – улыбнулся Микали. – Старые привычки и все такое. – Они бок о бок направились в сторону дороги. – Значит, вы все-таки не смогли остаться в стороне? Хорошо, что я зарезервировал лишнее кресло в ложе Кэтрин.

– Она здесь? – спросил Девиль.

– В пути. Утром я звонил на Гидру и разговаривал с ней. Как раз в момент отъезда.

– Действительно? – Девиль кивнул и продолжал спокойным голосом. – Ну что ж, нам следует до конца объясниться. Я приехал не на ваш концерт, Джон. Я приехал за вами.

Микали резко повернулся к адвокату. Его рука скользнула под куртку, где в кобуре висел пистолет.

Девиль поднял руку.

– Нет, дорогой мой друг, вы неправильно меня поняли. – Он достал из кармана конверт. – Здесь два билета на самолет до Парижа. Мы вылетим из Гэтвика в четверть двенадцатого. Вам вполне хватит времени, чтобы выступить в Алберт-Холл. Насколько я понимаю, в последний день фестиваля пианист всегда играет в первом отделении?

– А что потом?

– В Париж мы прилетим достаточно рано, чтобы пересесть на московский рейс „Аэрофлота". Все уже организовано. В „Пари суар" сегодня появилась заметка о том, что вы намерены дать несколько мастер-классов в Московской консерватории.

Микали огляделся, глубоко вздохнул и поднял лицо навстречу струям дождя.

– Замечательно, – пробормотал он. – Раннее утро в Лондоне. Ничто не может с ним сравниться. Впрочем, возможно, вы предпочитаете запах мокрых парижских каштанов. – Он положил руку Девилю на плечо. – Простите, дружище, но тут ничего не изменишь.

Девиль пожал плечами.

– У вас еще целый день, чтобы передумать.

– Весь день я должен репетировать, – ответил Микали. – Ну, мне пора. Если Преви опередит меня, то он, по своему обыкновению, заварит чай. А чай получается ужасный.

– Вы не против, если я воспользуюсь вашей квартирой?

– Конечно же, нет. Однако я не уверен, что успею вернуться туда до концерта. Если вы передумаете насчет сегодняшнего вечера, свой билет вы найдете в кассе.

Они стояли на тротуаре и ждали зеленого сигнала светофора. Микали хлопнул Девиля по плечу.

– Сегодня великий день, Жан-Поль. Пожалуй, самый великий в моей жизни.

Когда самолет, блестя под лучами вечернего солнца, пошел на снижение над аэропортом „Хитроу", Кэтрин Рили пристегнула ремень безопасности и откинулась на спинку кресла.

Она устала – устала, как никогда в жизни. Кроме усталости, ее мучили гнев и разочарование. Как подобает врачу-психоаналитику, она полностью отдавала себе отчет в своем состоянии. Так чувствует себя ребенок, которому снится, будто он заблудился в темном лесу, где за каждым кустом притаились неведомые враги.

Она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором предстал не Джон Микали, а Аза Морган – его смуглое изможденное лицо, глаза, полные боли.