— Изволь объясниться, — с преувеличенной любезностью попросил я, чувствуя, как дрожат поджилки.

— Я, конечно, предполагал, что эта девушка тебе нравится, но, лишь сообщив о твоей смерти, понял, что все куда серьезнее.

Тацу долго молчал, а когда поднял глаза, я прочитал в них сочувствие.

— Понимаю, тебе очень больно, однако я совершенно уверен, что поступил правильно. Разве у вас могло быть будущее? Для Мидори гораздо лучше не знать, что ты виновен в гибели ее отца. Представь, каким ударом оказалась бы для нее эта новость!

Надо же, как ловко Тацу сопоставил все детали головоломки.

— Ей лучше ничего не знать, — безжизненным эхом отозвался я.

Получается, Мидори уже часть прошлого. Как быстро и незаметно. Несколько дней назад я сжимал ее в объятиях, а теперь остались только воспоминания.

— Позволю себе заметить, ваш роман был довольно скоротечным. Нет никаких оснований надеяться, что Мидори станет долго горевать.

— Спасибо за поддержку, — выдавил я.

Тацу кивнул. Мой друг — настоящий японец, долг превыше всего, чувства в сторону.

— И все-таки одно мне не совсем ясно, — после небольшой паузы сказал я. — Разве ты не хотел обнародовать содержимое диска? Это было бы лучшим доказательством твоей теории.

— Для меня гораздо важнее покончить с коррупцией. Практический результат ценнее всех теорий.

— А разве одно не повлечет за собой другое? Булфинч говорил: журналистское расследование послужит хорошим примером для японских СМИ, которые, в свою очередь, помогут лишить власти таких, как Ямаото.

— В чем-то он прав. Но такая статья была бы подобна ядерной бомбе: один удар — и вокруг руины.

— Так в чем же дело? Сбрось бомбу, может, после взрыва в стране станет легче дышать.

В лице Тацу было столько сочувствия, будто от горя я потерял последние мозги и сморозил страшную глупость.

— Видишь ли, в Японии коррупция существует столько же, сколько само общество. Получается, что фундамент насквозь гнилой, однако, если его уничтожить, рухнет само здание. Кто знает, какими последствиями публикация подобной статьи...

— Ерунда! — не вытерпел я. — Если здание сгнило, пусть рушится, построят новое!

— Рейн-сан, — начал терять терпение Тацу, — а ты думал, что возникнет на пепелище?

— То есть?

— Поставь себя на место Ямаото. У него два варианта: первый — остаться в тени и с помощью диска манипулировать либерал-демократами; и второй — опубликовать его содержимое, свергнуть ЛДП и поставить на ее место «Убеждение».

— Да, ведь файл компрометирует только либерал-демократов... — начал понимать я.

— Вот именно. По сравнению с ЛДП «Убеждение» кажется воплощением честности. Конечно, Ямаото придется выйти из тени, зато он сразу получит столько власти, что сможет управлять страной по своему усмотрению и воплотить в жизнь все ультраправые чаяния. Именно к этому он и стремится.

— Откуда ты знаешь?

— Некоторые признаки уже налицо. Общественные деятели открыто превозносят философию императорской Японии и довоенную модель образования. Кое-кто даже посещает храм Ясукуни, где хранятся таблички с именами военных преступников Второй мировой, не обращая внимания на отклик, который во всем мире вызывают подобные действия. Почти уверен: за спинами этих «смельчаков» стоит Ямаото.

— Никогда бы не подумал, что ты либерал...

— Скорее прагматик. Мне все равно, каким курсом идет страна, лишь бы у руля не стоял кукольник.