Ребекка вскакивает из-за стола и оглядывается.
«Топор, — в панике думает она. — Надо взять топор».
Но звук мотора уже не слышен.
«Тебе показалось. Успокойся, — уговаривает она себя. — Сядь на место. Ты в стрессе, ты напугана, воображение разыгралось. Там снаружи ничего нет».
Она садится, но не сводит глаз с дверной ручки. Надо бы встать и запереть дверь.
«Ну хватит, — внушает она себе, хотя ее тянет сплюнуть через левое плечо. — Там снаружи ничего нет».
В следующую секунду ручка поворачивается. Дверь открывается. Вой метели врывается в кухню вместе с потоком ледяного воздуха, и мужчина в комбинезоне для езды на скутере поспешно шагает через порог. Закрывает за собой дверь. В первый момент она не может разглядеть, кто это. Но потом он снимает капюшон и шапку.
Это не Курт Бекстрём. Это Веса Ларссон.
* * *
Анна-Мария Мелла видит сон. Она выскакивает из полицейской машины и бежит вместе с коллегами по трассе Е-10 где-то между Кируной и Елливаре. Они бегут к потерпевшему аварию автомобилю, который лежит кверху днищем в десятке метров от дороги. Бежать тяжело. Коллеги уже стоят возле искореженной машины и зовут ее.
— Торопись! Пила у тебя. Мы должны достать их!
Она продолжает бежать с бензопилой в руках. Откуда-то доносится душераздирающий женский крик.
Наконец она у цели. Включает бензопилу. Та с визжанием разрезает железо машины. Взгляд Анны-Марии падает на детское автомобильное сиденье, которое висит, перевернутое вверх ногами, но она не видит, есть ли в нем ребенок. Бензопила страшно завывает, но внезапно раздается резкий звонок. Словно звонит телефон.
Роберт толкает Анну-Марию в бок и засыпает, едва она берет у него трубку. В трубке — голос Свена-Эрика Стольнакке.
— Это я, — говорит он. — Послушай, вчера я вернулся в квартиру Курта Бекстрёма, но он не ночевал дома. Во всяком случае, никто не открывает.
— Угу, — сонно бормочет Анна-Мария.
Неприятное чувство от дурного сна еще не рассеялось.
Прищурившись, она разглядывает цифры на электронном будильнике у кровати — половина пятого. Она садится, прислонившись к изголовью.
— Я надеюсь, ты не один туда ездил?
— Подожди меня ругать, Мелла, ты лучше послушай. Поскольку создавалось впечатление, что его нет дома, я отправился в Хрустальную церковь, чтобы проверить, нет ли у них каких-либо всенощных бдений, но там никого не оказалось. Тогда я обзвонил пасторов — Томаса Сёдерберга, Весу Ларссона и Гуннара Исакссона, в таком порядке. Я подумал, что они должны следить за своими овцами и знать, где отдыхает от праведных трудов Курт Бекстрём, когда не ночует у себя в квартире.
— И что?
— Томаса Сёдерберга и Весы Ларссона не было дома. Их жены утверждали, что они наверняка задержались в церкви в связи с этой Чудотворной конференцией, но я готов поклясться, Анна-Мария, — в церкви не было ни души. Конечно, можно предположить, что они сидели в темноте и молчали, как мыши, но я с трудом могу себе это представить. Пастор Гуннар Исакссон оказался дома, взял трубку на десятый гудок и пробормотал со сна что-то невразумительное.
Анна-Мария размышляет. Ее слегка подташнивает, голова затуманена.
— Интересно, является ли это достаточным основанием для обыска, — говорит она. — Очень хотелось бы заглянуть в квартиру этого Курта Бекстрёма. Позвони Карлу фон Посту и спроси.
Свен-Эрик тяжело вздыхает на другом конце провода:
— Он сделал ставку на Санну Страндгорд. И потом, у нас ничего нет. Но все же у меня какое-то плохое чувство по поводу этого парня. Я собираюсь войти. |