Кольцо хранило тепло бабушкиного пальца. Я сложила ладони и сконцентрировалась. Не нужно было что-либо делать с оправой, с обработанным металлом. Но изменение цвета камня и так было большим делом. До сих пор я работала только с речной галькой, и то оказалось довольно трудно. Я никогда не пробовала граненый камень. А ведь это кольцо бабушка носила все время, плюс она занималась магией. Объекты, часто контактирующие с магией, пусть косвенно, имеют тенденцию пропитываться ею. Но я все-таки должна суметь, подумала я.

Но не сумела. Еще не открыв ладони, я знала, что ничего не сделала. Три раза я пыталась, и никакого результата, кроме ломоты в шее и руках от перенапряжения. Хотелось плакать. Впервые у меня не получилось изменение, а ведь этот прием давался мне лучше всего! И бабушка не просила бы сделать что-то выше моих способностей.

Мы снова сидели на крыльце, в тени деревьев.

– Попробуем еще раз, – сказала она. – Но не здесь. Пойдем.

Мы встали – я все еще держала кольцо в руке, – спустились по ступенькам на землю, а затем – к берегу, на свет. День опять был солнечный, жаркий, и небо было синее, как сапфир.

Я не была готова к тому, что произошло. Когда я опять замкнула кольцо в ладонях и вложила всю свою досаду в последнюю попытку, что-то взорвалось – я вздрогнула, когда нечто пронеслось сквозь меня, – и на краткий миг мои ладони так нагрелись, как будто вот-вот вспыхнут. Потом нее закончилось, и мои руки упали, так меня трясло. Бабушка обняла меня. Я подняла свою трясущуюся руку, и мы увидели результат.

Камень в кольце в самом деле стал зеленым. Но оправа из чистого золота – прежде совсем простая – превратилась и сплетение причудливых завитушек; еще несколько крошечных зеленых камушков виднелись в сплетении линий. Я сочла это уродством, и чувствовала, как мои глаза наполняются слезами. В конце концов, мне было всего лишь девять лет, и я ухитрилась сделать гораздо хуже, чем ничего.

Но бабушка рассмеялась в восторге:

– Прелестно! С ума сойти, это так… радикально, не правда ли? Нет, нет, мне правда приятно. Ты чудесно справилась. Знаешь, я все думала… В общем, слушай, дитя, и хорошенько запомни: твоя стихия – солнечный свет. Это немного необычно, вот почему я до сих пор этого не заметила. Но в ярком солнечном свете ты, наверное, сможешь делать почти что угодно.

Бабушка не позволила мне попробовать изменить кольцо обратно. Я думала, потому, что она видит, как я трясусь и как я устала, и после моего ухода сделает это сама. Но она не сделала этого. При следующей нашей встрече бабушка носила кольцо таким, каким я его сделала. До тех пор мы не оставляли ничего измененным, всегда превращали обратно.

Я не знала, какие слова положено говорить, чтобы закрепить изменение. Возможно, стоило спросить бабушку – но для меня это кольцо было ошибкой, промахом, и я не хотела привлекать ее внимание к нему, хотя оно само привлекало мое внимание при каждом движении руки. Я даже не просила разрешения попробовать изменить его обратно – боялась, что сделаю только хуже.

Может, когда-нибудь я бы и задала этот вопрос. Но после того как я изменила кольцо, мы виделись всего несколько раз. Весь десятый год моей жизни мы встречались каждый месяц, иногда чаще. Но после своего десятого дня рождения я видела бабушку только единожды. Все взрослые знали, что приближаются Войны, и даже мы, дети, имели представление. Но я никогда не думала, что Войны коснутся нашего озера и что я могу больше не увидеть бабушку.

Солнечный свет мы тоже больше не обсуждали. Я не сказала ей, что меня прозвали Светлячком еще до свадьбы мамы и Чарли. Не помню уже, когда впервые сказал «Эй, Светлячок» – он так обращался ко всем малышам, – а я подумала, что он шутит над моим именем – ну, тем, что благодаря маме осталось от моего имени после разлуки с отцом – Раэ (Это производное от «рэй», то есть «лучик» – я думаю, солнечный).