— Для меня большая честь видеть вас, ваше сиятельство, — скромно произнесла она, но глаза девушки сияли по-прежнему.

— Ну-ка дайте мне вас рассмотреть, — потребовал герцог.

Она ничуть не оробела, а, наоборот, раскинула руки, воскликнув:

— Да пожалуйста! Мы с бабушкой так ждем ваших похвал!

Хиона была одета по последней моде, но герцог не мог оторвать глаз от ее лица. Он видел, как смягчилась острая линия подбородка и скул, а блеск глаз и волос свидетельствовал о том, что она больше не голодает, ничего и никого не боится и счастлива. Произошло чудо, на которое он надеялся!

Герцог молчал, и Хиона взволнованно спросила:

— Вы разочарованы?

— Как я могу быть разочарованным? Бабушка замечательно поработала своей волшебной палочкой.

Войдя следом за ним, Люсьен приветствовал бабушку.

— Я очень рада видеть тебя, дорогой мальчик, — сказала герцогиня. — Хочу познакомить тебя с моей гостьей, о которой, я думаю, ты много слышал, но еще ни разу ее не видел.

— Да, мы никогда раньше не встречались.

Люсьен протянул руку. И улыбка, появившаяся на его лице, уничтожила следы разгульной жизни последних дней.

Герцог запоздало поцеловал бабушку в щеку и заметил:

— Я полагаю, ты потратила на Хиону целое состояние?

— Ты полагаешь правильно. Но мы с мисс Хионой собираемся потратить еще больше.

— Если, конечно, я могу себе это позволить, — сказала тихо Хиона, прежде чем герцог успел ответить.

В ответ на вопрос, который содержался в этой фразе, герцог взял ее под руку и повел к стеклянной двери террасы.

— Могу я оставить тебя с Люсьеном, бабушка? Пусть он тебя развлечет, а мне надо сообщить кое-что важное Хионе наедине.

— О, я как раз хочу послушать Люсьена, — ответила герцогиня и одарила внука такой улыбкой, перед которой никто не смог бы устоять, несмотря на ее преклонный возраст. — Мне очень жаль, что тебе пришлось так жестоко и без всякой необходимости страдать, — ласково сказала она.

Уводя Хиону из гостиной, герцог был уверен, что до их возвращения Люсьен выплеснет бабушке все свои несчастья, та посочувствует ему, проявит сострадание — это как раз то, что ему сейчас надо.

Знаток человеческих характеров, герцог понимал, что для Люсьена ожидание тяжелее, чем разочарование. Он ждет момента отмщения сэру Джарвису и Клэрибел.

Несомненно, они приставали к нему с расспросами — почему его больше не интересует Клэрибел и что с ним происходит.

Но в свое оправдание он ничего не мог им поведать.

«Ну бабушка его успокоит», — с надеждой подумал герцог.

Он провел Хиону через террасу вниз, в розарий, и они направились к беседке, укрытой жимолостью и розами.

Внутри беседки на скамейках лежали шелковые подушечки, приглашавшие отдохнуть. Они опустились на скамейку, и герцог, повернувшись к Хионе, вновь — в который раз! — отметил, что она не только одна из самых прелестных женщин, которых он когда-либо видел, но и самая необыкновенная из них. Вообще-то он немного побаивался, что стоит ей одеться по моде, как греческие черты, которые так ему нравились, исчезнут или будут едва заметными. Но вышло все наоборот: она стала еще больше походить на гречанку. Ее серые глаза, обращенные к нему, были полны обожания, которого ему так не хватало.

— Что вы хотели мне сказать? — еле слышно произнесла она.

— У меня кое-что для вас есть. — С этими словами герцог протянул бумаги, полученные от мистера Мидлтона перед отъездом из Лондона.

Хиона взяла их дрожащими пальцами, а когда стала читать, Алверстод увидел, какое волнение охватило ее. Несколько секунд она не могла произнести ни слова, а потом тихо, едва слышно сказала:

— Это правда… Я знала…

— Очень помогло то, что вы точно назвали месяц и год.