– Он и так сорвется, – утешительно и обреченно произнес Артем. – У меня нога сломана.

Неровные, рваные пятна перед Ларисиными глазами наконец слились воедино, в общий тусклый свет, и она увидела, что в лице Артема нет ни кровинки. Лариса поспешно обернулась на лестницу, ведущую в коридор хористов, но лестницы не было. Вместо нее громоздилась гора деревянных обломков.

– Будем ждать, когда за нами придут, – Артем сделал попытку улыбнуться. – Не вылезать же тебе в таком виде прямо на сцену!

29

– Вован, глянь, какая баба за рулем!

– Где?

– Да вон. Не видишь? Глаза протри, вон, в иномарке. Красивая.

– Ага, вижу. Телка высший класс. Познакомимся?

– Да она спит, кажись.

Лариса равнодушно вслушивалась в голоса, доносящиеся в машину с улицы. О ком это они? Один голос был совсем юный, почти мальчишеский, другой принадлежал парню постарше. Лариса выпрямилась на сиденье, открыла глаза. В открытое окошко на нее с любопытством смотрели двое подростков лет по шестнадцати, а то и меньше.

– Вам плохо? – спросил тот, что выглядел помладше, с едва пробившимися темными усиками на смуглом, востроносом лице. Кажется, это и был Вован, судя по тонкому, петушиному голосу.

Лариса покачала головой.

– А чего вы тут сидите, – вступил старший, смазливый, кудрявый блондин в бейсболке, – никуда не уезжаете и глаза закрыли? Спать охота? – Он всунулся в окно и дохнул на Ларису пивным перегаром.

– Пошел вон, – тихо сказала она и снова прикрыла глаза.

– Ну зачем так грубо? – обиделся блондин. – Мы, можно сказать, с самыми добрыми чувствами, а она… – он длинно и грязно выругался, совершенно, впрочем, без злости, сплюнул себе под ноги.

– Брось, Макс, – неуверенно произнес Вован. – Видишь, человек не в себе. Отвянь.

– Слышь, я понял. – Парень убрался из окошка. Послышался громкий, но нечленораздельный шепот, ржание. Затем голос Вована заинтригованно проговорил:

– Ври!

– Точно! Я тебе говорю, она артистка. Из этого самого… ну, где раздетыми поют. Вспомнил, «Модерн». Я ее сто раз здесь видел, как она из здания выходит, и машина знакомая. Всегда торчит под окнами.

Очевидно, Вован и Макс жили в доме по соседству с театром. Лариса, не открывая глаз, протянула руку, чтобы поднять стекло, но блондин поспешил снова просунуть голову в салон.

– Эй! – миролюбиво позвал он. – А правду говорят, у вас в театре сегодня чуть тетку не задушили во время спектакля? Она там какую-то роль играла, зашла за кулисы, и тут ее бабах! Мать мне рассказывала. Она мимо шла, а тут менты, и «скорая», и шум-гам.. Ну ты ответить-то можешь или язык проглотила?

Лариса точно очнулась от забытья, в котором пребывала. Открыла глаза. Парень в бейсболке ухмылялся прямо ей в лицо.

– Где твоя мать? – спокойно поинтересовалась она у Макса. – Которая тебе все это рассказывала?

– Дома, – недоуменно ответил тот.

– Вот и давай топай к ней. Она тебя заждалась, время позднее, девятый час, – Лариса резким движением нажала на кнопку стеклоподъемника.

Блондин неохотно убрал голову, снова выругался, скорчил презрительную гримасу. Оба пацана еще пару минут потоптались на месте, что-то обсуждая вполголоса, затем медленно, вразвалку ступая, ушли во двор.

Лариса взглянула на часы. Действительно, девятый час. Сказала просто так, наобум Лазаря, а попала в точку.