Для тех, кто знал Сахарова, его раздражение было понятно. Он был всегда совершенно равнодушен к нападкам и обвинениям в свой адрес, но он крайне болезненно реагировал на все обвинения в адрес своей жены и своей новой семьи, сознавая, что он невольно является виновником всех этих неприятностей близких ему теперь людей. Его реакция была нередко неадекватной: в конце 70-х годов и в начале 80-х он несколько раз прибегал даже к голодовкам, и поводом к ним были не его собственные проблемы, а проблемы жены и ее родственников. Но Сахаров переживал их сильнее своих проблем. Обида Сахарова на Солженицына была на
20
столько сильной, что уже через много лет в книге своих воспоминаний, над созданием которой он начал работать во время ссылки в г. Горьком, он попытался ответить на многие упреки или даже намеки Солженицына. Этому была посвящена отдельная глава из воспоминаний Сахарова. Автор этих воспоминаний решительно отвергает слова Солженицына о принадлежности Елены Боннэр и самого себя к "разлохмаченным клубкам" диссидентских кружков. Саму оценку своей деятельности как "встречного боя" он называл неудачной. Сахаров защищает свое представление о праве на эмиграцию как о важнейшем из демократических прав, - эти утверждения А. Д. Сахарова вызывали возражения не только у Солженицына. Очень многое в этой заочной полемике и со стороны Солженицына, и со стороны Сахарова представляется все же весьма мелочным и субъективным. К тому же речь идет во многих случаях о разговорах наедине, даже о разговорах и спорах жен Солженицына и Сахарова, которые каждый из них излагает в своей версии. Комментировать все это не имеет смысла. "Мне обидно, - писал, подводя итоги своим разногласиям с Солженицыным А. Д. Сахаров, - что Александр Исаевич, гонимый своей целью, своей сверхзадачей, так много не понял или, вернее, не захотел понять во мне и моей позиции в целом, не только в вопросе об эмиграции, но и в проблеме прав человека, и в Люсе, в ее истинном образе и ее роли в моей жизни. Я совсем не ангел, не политический деятель, не пророк. Мои поступки и моя эволюция - это не результат чуда, а влияние жизни, в том числе влияние людей, бывших рядом со мной, называемых "сонмищем продажной интеллигенции", влияние идей, которые я находил в книгах"21. После чтения "Теленка" А. Д. Сахаров утратил интерес к полемике с Солженицыным, хотя его и пытались подтолкнуть к ней некоторые из диссидентов. Уже в начале 1975 года Солженицын в нескольких интервью попытался вернуться к своим спорам с Сахаровым. Но Андрей Дмитриевич не поддержал этой полемики. В своей работе "О стране и мире", которая была закончена в июне 1975 года, он заметил, что "не видит поводов для продолжения начатой им с Солженицыным дискуссии". В течение 10 лет - с конца 1975 года и до конца 1985 года Сахаров в своих выступлениях практически ни разу не упоминал о Солженицыне.
Но и Солженицын почти перестал в своих публичных выступлениях упоминать имя А. Д. Сахарова. В октябре 1975 года он опубликовал приветственное заявление в связи с присужде
21
нием Сахарову Нобелевской премии мира. В 1977 году в своем кратком приветствии "Сахаровским слушаниям" в Риме Солженицын написал об "осаде и травле гоевского масштаба", которой подвергается человек, давший имя этим Слушаниям. В мае 1981 года Солженицын отправил из Вермонта в США телеграмму в г. Горький ссыльному Сахарову по случаю его 60-летия. "Желаю Вам, - писал Александр Исаевич, - чтобы вопреки насилию ссылка оказалась бы для Вас духовно плодотворна и открыла бы Вам новые глубины в служении своему народу. Обнимаю Вас. А. Солженицын"22. Не знаю, получил ли эту телеграмму Сахаров; он находился тогда в полной почтовой изоляции, и сотни телеграмм, которые приходили в Советский Союз из многих стран на имя Сахарова, читали только в здании на Лубянке в Москве.
Сахаров и Солженицын в 80-е годы
В январе 1980 года А. |