— Ты готова уехать?

— Пожалуй, да. Хотя, боюсь, это может привлечь внимание ко мне. Тебя как будто что-то тревожит?

— Это дополнительный риск, — сказал он просто. — Вот и все.

— Ну, от меня так будет хоть какая-то польза. А вдобавок я получу возможность уехать в по-настоящему безопасное место. Этим не стоит пренебрегать. Он сдержит свое слово?

Жюльен задумался.

— Насколько я знаю, он свое слово держит. С другой стороны, я твердо знаю, что никогда не полагался на него в чем-то важном. А это важно.

— Нет, я бы попробовала. Есть времена, когда просто выживать еще мало.

— Есть времена, когда выжить уже великий подвиг.

— Итак, два разных взгляда на жизнь! — заметила она с иронией. — Но я в любом случае попробую. Разумеется, все зависит от того, чего он хочет. Как нам с ним связаться?

— По-видимому, через почтальона в Карпентрасе. Боюсь, его всегда тянуло на мелодраму. Таким способом я должен сообщить ему о согласии Марселя поговорить с ним. Если, конечно, такое когда-нибудь случится.

— И это будет твоим вкладом, так? Посредничество?

Он кивнул.

— По необходимости. Если этих двоих не свести, они, или, точнее, те, кого они представляют, рано или поздно схватятся друг с другом. Полиция Марселя против людей Бернара. Немцы уйдут, и начнется гражданская война. Бернару нужен Марсель, чтобы противостоять коммунистам, а Марселю нужен Бернар.

— Для чего?

— Чтобы его не расстреляли.

А потом он снова сел на велосипед и поехал в Карпентрас, где оставил сообщение: Юлия подготовит пластины и работу сделает, от Бернара требуется предоставить фамилии и фотографии, а также найти способ переправить ее через границу в Швейцарию или Испанию. Затем он отправился поговорить с prefet.

Марсель только отмахнулся.

— Сопротивление? — презрительно сказал он. — Что я о них думаю? Да кто они, собственно, такие? Коммунисты? Голлисты? Даже монархисты, насколько я понимаю. И их ряды что ни день пополняются оппортунистами, готовыми рисковать жизнью других людей, лишь бы потом, когда другие выиграют за них войну, строить из себя героев. Они пекутся о Франции и готовы во имя нее приносить в жертву французов. Но я их больше не преследую, если тебя это интересует. Немцы нас оккупировали, пусть они этим и занимаются. С радостью им это предоставляю. Почему ты спрашиваешь?

— Я подумал, может, тебе стоит с ними поговорить?

— Поговорить с ними? С шайкой преступников? Ты шутишь, наверное?

— Когда-нибудь это может оказаться полезным.

— Когда-нибудь, может быть. Я политик, а не перебежчик, Жюльен.

— Нет, ты администратор. И твоя обязанность — заботиться о том, чтобы правительство работало. Вот что ты мне сказал в сороковом. И сегодня у тебя, уж конечно, та же задача.

— Почему ты завел этот разговор, Жюльен?

Жюльен поколебался.

— Потому что меня просили кое-что тебе сказать. Когда захочешь поговорить или связаться с ними, есть люди, которые тебя выслушают.

Марсель пристально на него посмотрел.

— Знаешь, я мог бы тебя арестовать только за одни эти слова.

— Знаю. Но это было бы бесполезно. Я не участвую в Сопротивлении, Марсель. Ты достаточно хорошо меня знаешь. Мое мнение об этих людях не слишком отличается от твоего. Но мне поручили передать тебе это безо всякой моей инициативы, и я обещал. Теперь я это сделал. А если захочешь ответить, дай мне знать, и я выполню и это обещание. Во имя дружбы.

— Во имя дружбы… — задумчиво повторил Марсель.