|
Калифорнийцы так и не могут поверить в случившееся. Много лет люди говорили о грядущем землетрясении, но никто по-настоящему не верил, что оно случится. Каждый купил несколько лишних фонарей и сложил в кладовке запас консервов, но мы даже смущались своей предусмотрительности. Какая ирония в том, что именно Тленна охватила совершенная паранойя по этому поводу. Мы не раз спорили о землетрясениях. За неделю до того, как оно все-таки случилось, он признался мне, что серьезно подумывает о переезде из Калифорнии, так как чем дальше, тем больше его пугает такая возможность.
– Как ты можешь уехать из Калифорнии, когда у тебя здесь такой успех? – У того, кто умер, не может быть никакого успеха, Инграм. Позвони мне, если что-то понадобится, – номер ниже. Я скучаю по тебе, счастлив за Истерлингов и рад будущему ребенку. Больница – это не надолго, Марис. Уверен в этом. Остальное, все радости, будут ждать тебя, когда ты вернешься домой, и у тебя будет целая жизнь, чтобы наслаждаться ими. Люблю, Инграм
– Бедняга. Что мы можем сделать для него? – Наговори на пленку и пошли ему. – Нет, что-нибудь побольше. Вся его жизнь ушла, Уокер. Самое близкое к этому чувство я испытала, когда в Мюнхене меня преследовал Люк. Эта ежедневная мука. Быть здесь, в больнице, – пустяк по сравнению с этим. – В своей пленке скажи ему, чтобы позвонил парню по имени Майкл Билла. Я дам тебе номер. – Кто это – Майкл Билла? – Один мой знакомый в тех краях. Они понравятся друг другу. – Откуда тебе знать, что он не погиб во время землетрясения? – Я… на днях говорил с ним. Поверь мне, Марис. Они созданы друг для друга. – Хм-м. Чего-то ты не договариваешь. У тебя сжались губы. Как всегда, когда ты что-то скрываешь. Я поцеловал ее в лоб и улыбнулся, точно прожженный политик. – Я знаю тебя, Уокер. Ты в эти дни много чего скрываешь от меня. Разве не так? – Не так уж много. – Достаточно. Что случилось с тем психом на велосипеде? Ты выяснил что-нибудь еще? – Думаю, он притаился. Хочет, чтобы я еще немного подумал о мистере Карандаше. – А как твои сны? В них еще что-нибудь случилось? – Ничего. – Вот, опять поджал губы. – Марис, у тебя и так есть о чем подумать. Я не скрываю ничего, с чем не могу справиться. Конечно, сны продолжаются, и меня беспокоит велосипедист, но в этом ничего нового. Больше всего меня беспокоишь ты. Ты и ребенок важнее всего остального. Если хочешь помочь мне, береги себя. Инграм прав. Наше землетрясение – это твоя болезнь. Но у нас еще есть шанс победить ее. Я не пытаюсь тебя излишне оберегать от всего, но если ты сумеешь продержаться до выздоровления, мы сможем сказать: «Плевать нам на всякое землетрясение. Наша жизнь принадлежит нам самим». Я не знал никакого Майкла Биллы. Его имя и телефон возникли у меня в голове, как «кулак к подбородку» на вокзале. Я лишь знал, что, когда Билла и Инграм Йорк встретятся, они полюбят друг друга.
– Я ищу отдел детской литературы. – Через два прохода направо. Вы ищете что-то конкретное? – Я хотел узнать, есть ли у вас какое-нибудь издание сказок братьев Гримм. – Есть несколько разных. Я уверен. Я миновал отдел художественной литературы. Мое внимание привлек новый роман Стивена Кинга «Плоть и кровь» (переведенный на немецкий как «Schmerz»), и я задумался, не купить ли его. Но немецкий заголовок («Боль») напомнил мне, как сильно перевод может отличаться от оригинала. Из уважения к Кингу я решил дождаться, когда в город прибудет английская версия. |
