Когда я догнал ее и взял за локоть, она быстро обернулась.
– Почему вы не остановили меня, Уокер?
– Зачем? Вы были правы.
– Вы уверены? Но я ударила ее! Это так некрасиво.
– Конечно, не стоило ее бить, но что ж теперь? Может быть, настало время, чтобы кто-то ее поколотил. Пусть ее лечат ее же средствами.
По выражению ее лица я понял, что не убедил ее. Марис пошла дальше.
– Я бы никогда не ударила ребенка. Никогда. Как бы он себя ни вел.
Я решил сменить тему.
– Вам хотелось бы иметь детей?
– О да, хотя я уже становлюсь старовата для этого. По меньшей мере двоих. – Она улыбнулась и немного сбавила шаг. – Двух девочек.
– Девочек? И как бы вы их назвали? Она улыбнулась еще шире.
– Как бы назвала? Не знаю. Джессика и Кеньон.
– Вы уже в порядке после того, что там произошло?
– Не совсем. До сих пор зубы стучат. Вы не отведете меня в какое-нибудь место повеселей? Знаете, что я имею в виду?
Меня озарила идея.
– Знаю в точности! В Вене есть три места, куда я хожу, когда мне плохо. Я отведу вас во все три.
Мы сели на трамвай и поехали по Рингштрассе. Даже под дождем много народу прогуливалось. Посередине улицы медленно катили открытые конные экипажи, полные экскурсантов.
У Шоттентора мы сошли и по Герренгассе направились в центр города.
На Герренгассе расположены барочные дворцы: Испанская школа верховой езды, Национальная библиотека и музей Альбертина. Через улицу находилось кафе «Централь», где Фрейд и Ленин некогда пивали черный кофе и потрясали вселенную.
Иногда по утрам, если повезет, можно увидеть конюхов, выводящих белых и серых липпизанеров из конюшен, расположенных по одну сторону улицы, на конный манеж по другую сторону. Их копыта неописуемо стучат по каменной мостовой.
Когда мы миновали ворота дворца Хофбург и собирались свернуть налево к Кольмаркту, Марис остановилась и взглянула вверх, на одну из статуй перед воротами. Я думал, она хочет сказать что-то про нее или про дворец, но я ошибся.
– Боже мой, как тяжела жизнь, правда, Уокер? Вы когда-нибудь играли в компьютерные игры вроде «Ослика Конга» или «Рудоискателя»? Они ужасны тем, что чем лучше их осваиваешь, тем сложнее и одни лишь наказания! – Это аналогия жизни или вы все еще пытаетесь разобраться, зачем ударили ту женщину?
– И то и другое! Вчера меня ударил Люк, сегодня я ударила кого-то еще. Разве вам не хочется научиться жить? На своих ошибках научиться принимать правильные решения, не чувствовать вины, с толком использовать свою энергию… – Она пожала плечами и вздохнула. – Далеко мы еще от вашего первого счастливого места?
– Пять минут ходьбы. Это парикмахерская.
– Grussgott!
– Ага, вот и наш американец!
Мы вошли и сели между стариком и мальчиком-подростком.
Два парикмахера, владельцы заведения, неотличимые друг от друга седые близнецы, всегда саркастически-шутливо переругивались с клиентами. Это место было венским эквивалентом парикмахерской Нормана Рокуэлла – здесь напропалую болтали о спорте, женщинах, тупости политиков. Несколько завсегдатаев сидели тут обычно только затем, чтобы беззлобно задирать прочих.
– Кто ваша милая спутница, герр Истерлинг? Не мог же я сказать, что мы зашли сюда немного развеяться, так как моя новая знакомая только что побила другую женщину!
Но Марис подмигнула парикмахеру и спросила, нельзя ли подстричься.
Он удивился, но широким жестом предложил сесть. Она плюхнулась в кресло и попросила подправить прическу.
Торопливой походкой вошел еще один мужчина, но остановился на полпути, увидев в кресле Марис.
– Это самый красивый парень, какого я только видел в этом чертовом месте!
Тут беседа возобновилась, и мужчины вновь принялись добродушно подначивать друг друга. |