— Боже мой! — вскинул руки Лейба. — Если вы знали, во сколько они уехали, так почему не задержали их? О боже! И такие люди работают в полиции!

— Что ты сказал? — побледнел пан офицер.

— Я сказал, что, будь я вашим начальником, вы давно бы маршировали младшим чином. Без погон! — хмыкнул еврей и, дернув плечом, добавил: — Надо же, знали, что были блатыкайные, и не задержали. Погром устроили бедному еврею!

Худощавый некоторое время молча смотрел на насмешливое лицо старого Лейбы и неожиданно ударил. Сильно, в самую переносицу. Лейба рухнул на пол, офицер вскочил со стула и принялся избивать его сапогами.

— Смеяться над паном офицером? Издеваться? Получай же, жидовска крэв!

Матрена заголосила, Фейга кинулась на помощь отцу.

— Что вы делаете?! Вы же его забьете!

Соня тоже сорвалась с места, вцепилась зубами в ляжку офицера, старалась ногтями расцарапать его физиономию.

— Чтоб ты сдох, пан! — кричала она. — Чтоб ты сдох!

Полицейские оттаскивали дочек, офицер уворачивался от ногтей Сони, продолжая яростно избивать лежащего на полу Лейбу. Матрена схватила палку с мокрой тряпкой, пыталась достать ею полицейского офицера. И только Евдокия продолжала стоять на месте, с ухмылкой наблюдая за происходящим.

* * *

Ночь плавно перетекала в утро. Фейга и Соня сидели в темной гостиной на разбитых ящиках и не сводили глаз с дверей отцовской спальни. Платье старшей сестры было изодрано, лицо Сони казалось багровым из-за кровоподтеков. Тихо плакала в сторонке Матрена.

Дверь спальни открылась, оттуда вышел доктор с саквояжем в сопровождении Евдокии. Он посмотрел на привставших дочек, перевел взгляд на мачеху.

— Есть все основания ждать худшего.

— Худшего для кого? — спросила Фейга.

— Для вас. А для пана Лейбы — лучшего. Через час-другой он может оказаться в гостях у самого Господа Бога.

Матрена громко запричитала. Фейга охнула и слегка сползла по стене. Соня придержала ее за плечо. Евдокия бросила холодный взгляд на дочек и жестом пригласила доктора следовать за ней. Проходя к дверям, сильно толкнула Матрену, от чего та сразу умолкла.

У ворот дома мачеха отдала доктору деньги за визит.

— Вы еще придете к нам, пан доктор?

— Если в этом будет необходимость.

Доктор покинул дом, в гостиной остались трое — Евдокия, Фейга и Соня. Мачеха вернулась, снова обвела взглядом девушек, спокойно и твердо произнесла:

— Хочу предупредить о следующем: в моем доме не раскисать. Уйдет отец — останусь я. А я сумею вывести вас в люди.

* * *

Проводить Лейбу в последний путь на городское кладбище пришло человек пятьдесят. В основном это были пожилые евреи в черных шляпах и черных сюртуках. Правда, в этой толпе выделялся десяток краснолицых мужиков, явно не семитского розлива, но кем были эти люди покойному, никто не знал. Они стояли отдельно, печально слушали раввина, так же печально смотрели на осиротевших дочек, на грудастую энергичную мачеху.

Матрена искренне плакала, крестилась и молилась по-христиански. Евдокия, одетая в черное закрытое платье, выглядевшая в нем эффектно и даже соблазнительно, переходила от одной группы людей к другой, о чем-то предупреждала, иногда улыбалась и скользила дальше.

Соня, не сводя с мачехи злого тяжелого взгляда, тихо сказала Фейге:

— Я ее ненавижу.

Сестра опустила на нее красивые печальные глаза, так же тихо ответила:

— Спокойно, сестра. С этой коровой можно варить кашу.

— Ты хочешь иметь с ней дело? — удивилась Соня.