Глава 4

Сара Уэйт накрыла деревянную тарелку со свежесбитым маслом муслиновой салфеткой и понесла ее из молочной на кухню. Когда она вошла, Констанция повернулась от длинной узкой полки, опоясывающей стену напротив очага, и проговорила:

— Мы просто должны избавиться хоть от чего-то, не то нам будет плохо. Дэйзи только что унесла домой, сколько смогла поднять, а я сказала, что знаю кое-кого, кто не станет возражать против свиной ножки или остатков пирога с телятиной.

— Лили и Билл.

— Заметь, это ты их назвала, — улыбнулась Констанция, поглядев через плечо. — Готовка никогда не была одной из ее сильных сторон, верно?

— Нет, не была, хотя ма ей часто показывала, что к чему. Но как она сказала Лили в самое утро перед свадьбой: «Ты теперь сама себе хозяйка, и могу с тобой поделиться секретом — единственное, чего не любят мужчины, так это жареную воду».

Обе рассмеялись, и Констанция принесла из кладовой огромный кусок ветчины и половину большого пирога с телятиной, последнего из той дюжины, что украшала свадебный стол Лили Уэйт в предыдущую субботу. Потом она заметила:

— Я положу еще один из рисовых батонов, — сказала Констанция. — Скажешь Лили, что она может похвастаться, будто испекла его сама.

Они снова прыснули со смеху. Сара села на деревянный стул, оперлась локтями на край стола и мечтательно проговорила:

— Какая чудесная была свадьба, правда? Знаете, мэм, я все еще танцую.

Ни она, ни Констанция не смогли бы точно сказать, означало ли ее «Мэм» сокращение от «мадам», или было почти как «мам». Конечно, Сара называла «папой» и «мамой» Гарри и Дэйзи Уэйтов (на самом деле приходящимися ей дядей и тетей), так что если бы Констанцию спросили, она бы пояснила: дескать, это обычное обращение служанки к своей госпоже. И все же их отношения скорее напоминали родственные — матери с дочерью.

— Удивительно, как ты еще стоишь на ногах — ведь ты не пропустила ни одного танца, — с улыбкой заметила Констанция.

— Да, ни одного. — Круглое лицо Сары озарилось при воспоминании, глаза заблестели, а губы приоткрылись, и она восторженно произнесла: — Я могла бы танцевать и танцевать. Представьте, как было бы здорово не останавливаться часов до пяти утра и совсем не ложиться спать, пока не рассветет. Чудесная была свадьба. Как сказал папа, Лили уж очень долго ждала, чтобы окрутить Билла, но даже папа, пожалуй, решил, что дело того стоило, раз вы им устроили такой праздник. Папа говорил, что даже на ярмарке в Хексеме обсуждали свадьбу; он встретил там мистера Рэнделла, а тот спрашивает: «Я слышал, что вы в Вулфбере праздновали, плясали так, что земля ходуном ходила вместе с невестой и женихом до самого рассвета?». Забавно, как люди все преувеличивают, мы ведь отправили их домой в повозке еще до двенадцати, правда?

— Да, задолго до двенадцати. Но такие уж люди, обожают посудачить, особенно на ярмарках.

— А вы любили танцевать, когда были молодой, мэм?

Должно быть, Саре в ее семнадцать она кажется старой. А что касается танцев, таких возможностей было немного. Впервые она по-настоящему танцевала на этой самой ферме, в амбаре, на празднике урожая, когда Боб Армстронг кружил ее на неровном полу и смеялся, а его красноречивые взгляды говорили, как она желанна. Констанция уже была тогда молодой вдовой, опьяненной свободой. Если бы не вдовство, то незамедлительно вышла бы за него замуж. Да, да, вышла бы тотчас же. И другой мужчина, с которым она танцевала, встречал ее взгляд и говорил о том, что она все еще желанна.