И когда на следующий день та же самая сияющая фигура, в ослепительных одеждах и верхом на белом коне, явилась к запертым и охраняемым городским воротам и потребовала открыть их, римский префект Пилат, которого впоследствии распяли на кресте за вероломство, приказал распахнуть ворота настежь, пока они не рухнули сами.
За минувшие с тех пор четыре года очень многое изменилось. Иерусалим, несомненно, превратился в наиболее могущественный город восточного Средиземноморья, а Иисус Христос, или Спаситель, стал самым могущественным человеком. Если, конечно, его вообще возможно считать человеком. Бальтазар услышал много рассуждений на эту тему в счастливой болтовне уличной толпы, по мере того как празднования во славу Его все продолжались. Человек он или бог? Ведь не может быть так, чтобы и человек, и бог одновременно? Бальтазар вдруг понял, что это был тот же самый вопрос, который он не раз задавал Мельхиору во время их предыдущего путешествия. Тогда он так и не получил вполне удовлетворительного ответа, и сейчас эта загадка снова заставила его задуматься.
Городские стены в некоторых местах все еще продолжали возводить. Там ангелы из наиболее могучих и мускулистых поднимали к сияющим небесам гигантские глыбы яшмы, обвязанные канатами. Толщина и высота готовых участков стены впечатляла, но Бальтазар не мог себе представить, чтобы этому городу пришлось когда либо держать оборону. Во многих зданиях, какими бы крупными и изукрашенными они ни выглядели, все еще продолжалось строительство. Окруженные несуразно хрупкими лесами, которые держались, похоже, на одной только вере, здания покрывались новой позолотой и драгоценными камнями поверх прежних украшений, и без того сверкавших самоцветами.
Главный храм, возведенный на месте гораздо меньшего по размерам строения, с башни которого Христос бросился вниз, был поистине гигантских размеров. Огромные глыбы хрусталя, такого прозрачного, что, казалось, сквозь него можно пройти, образовывали башни, выглядевшие так, будто они были сложены из чистого воздуха и огня.
Под руководством и присмотром ангелов толпа запрудила широкие мраморные ступени под арками из яшмы и красного сардинского камня. По большей части пришедшие помолиться были целы и здоровы, но Бальтазар обратил внимание, что некоторые были ужасно изранены или заражены проказой. Иные, наверное, не стерпевшие ожидания обещанного воскрешения, принесли с собой мертвецов на примитивных носилках, и уже явно тронутых разложением, и прекрасно сохранившихся. Как и по всему городу, здесь вовсе не ощущались никакие естественные для таких случаев запахи.
Вместо этого у входа в храм еще сильнее чувствовался тот самый аромат благовоний, который Бальтазар впервые заметил на поле боя. Этот аромат напоминал отчасти пряное вино, отчасти дым благовоний, а отчасти что то такое, что и запахом то не было. Внутренние помещения храма были, безусловно, необычайны, но к этому времени у Бальтазара уже и без того голова шла кругом от чудес. Как и прочие паломники в толпе, он жаждал лишь одного – своими глазами увидеть Иисуса.
И он предстал глазам собравшихся, когда распахнулись священные ворота и двери, ведущие в самое сердце храма, в его святая святых, в огромную залу, больше и величественней которой не было на всем белом свете. Ангелы спускались с небес прямо сквозь потолок, а радужные лестницы стерегли громадные создания, наполовину львы, наполовину птицы. Но взгляды всех присутствовавших были прикованы к казавшейся небольшой фигурке человека, восседавшего на троне из кораллов, изумрудов и лазури, который стоял на возвышении.
С одной стороны, на фоне всего этого сияющего великолепия Иисус Христос выглядел маленьким и уязвимым. Волосы у него были слишком длинные для мужчины, а одежды не поражали особой белизной и ничем не отличались от нарядов собравшихся. Трудно было не отметить, что он носил простые кожаные сандалии и бородку, как у юноши, хотя ему, должно быть, перевалило за тридцать. Но в то же самое время было очевидно, что именно он был средоточием света и божественной силы, которые озаряли весь город. |