– Да. – Мне было все равно, правдивая она или нет; это была история, которую я обязательно должен был выслушать до конца.

– Хорошо. Тогда примолкните и слушайте. Итак, Сараквеля я нашел на самой верхней галерее. Никого больше там не было: только он, какие то бумаги и несколько небольших светящихся моделей.

«Я пришел из за Каразеля», – сказал я ему. Он поднял на меня взгляд.

«Каразеля сейчас нет, – сказал он. – Думаю, он скоро вернется».

Я покачал головой:

«Каразель не вернется. Он перестал существовать как духовная сущность».

Его внутренний свет потускнел, и глаза широко раскрылись.

«Он мертв?»

«Именно это я и сказал. У тебя есть какие нибудь соображения, как это могло случиться?»

«Я… это так внезапно. Я хочу сказать, он говорил про… но я понятия не имел, что он попытается…»

«Не спеши».

Сараквель кивнул. Встав, он отошел к окну. Из его окна не открывался вид на Серебряный Град, в нем только отражался свет Града и небо над нами, а еще видна была Тьма. Ветер из Тьмы ласково ерошил волосы Сараквеля. Я смотрел в его спину.

«Каразель всегда… был, да? Ведь так следует говорить? Был. Он в любую малость уходил с головой. Жаждал творчества, но и этого ему было мало. Он хотел все понять, испытать то, над чем работал. Никогда не удовлетворялся тем, что только создает, что понимает умом. Он хотел это пережить. Раньше, когда мы работали со свойствами материи, проблем не возникало. Но потом мы начали конструировать некоторые Эмоции… и он слишком погрузился в работу. В последнее время мы работали над Смертью. Это – сложный проект, и, полагаю, один из самых крупных. Возможно, он мог бы стать той характеристикой, которая для Сотворенных будет определять Творение: если бы не Смерть, они просто довольствовались бы тем, что существуют, но при наличии Смерти их жизнь обретет смысл, предел, который не дано преступить живым…»

«Поэтому ты полагаешь, что он убил себя?»

«Я знаю, что это так», – сказал Сараквель.

Подойдя к окну, я выглянул через плечо Сараквеля. Далеко далеко внизу я мог видеть крошечное белое пятно. Тело Каразеля. Надо будет устроить так, чтобы кто нибудь им занялся. Я спросил себя, что мы станем делать с трупом; но найдется кто то, кто знает, чье Назначение удалять нежелательные предметы. Это назначено не мне. Это я знал. «Откуда?»

Сараквель снова пожал плечами.

«Просто знаю. В последнее время он задавал много вопросов… вопросов о Смерти. Как мы узнаем, справедливо или нет что то создавать, устанавливать правила, если не испытаем этого сами. Он ни о чем другом не говорил».

«Тебе это не показалось странным?»

Сараквель повернулся и впервые на меня посмотрел.

«Нет. Ведь в этом и есть наше предназначение: обсуждать, импровизировать, способствовать Творению и Сотворенным. Мы входим во все мелочи сейчас, чтобы, Начавшись, Творение работало как часы. В настоящий момент мы разрабатываем Смерть. Только логично, что она занимает наши мысли. Ее физический аспект, эмоциональный, философский… И повторяемость. Каразель носился с идеей, мол, наш труд в Чертоге Бытия задает будущие модели. Мол, есть положенные для существ и событий модели и формы, которые, раз возникнув, должны повторяться снова и снова, пока не достигнут своего конца. Возможно, как для них, так и для нас. Надо думать, он считал, что это одна из его моделей».

«Ты хорошо знал Каразеля?»

«Настолько, насколько все мы тут знаем друг друга. Мы встречались здесь, мы работали бок о бок. Иногда я удалялся в мою келью на другом конце Града.