Охранник со сморщенным лицом и жестокими оранжевыми глазами наклонился к мальчику.

– Тебе нет нужды оканчивать испытание - сказал охранник. - Твоя гордость и сила духа в стрессовой ситуации привлекли внимание Командора Ордена. Твоя судьба уже решена. Любой дурак может видеть, что ты владеешь всем необходимым, чтобы быть избранным.

Захариил хотел крикнуть, сказать мальчику, чтобы он не верил той лжи, которую слышал, но это было именно тем, что мальчик хотел слышать. Это обещало ему все, чего он когда-либо желал.

Лицо мальчика просветлело от новости о своем избрании, его глаза сияли с обещанием достижения всего, что он когда-либо хотел.

Считая испытание оконченным, мальчик стал, истощенный, на колени и наклонился вперед, чтобы поцеловать снег, устилающий землю.

Жестокий смех охранников заставил мальчика поднять голову, и Захариил смог видеть все возрастающее понимание собственной глупости на его лице, будто на пленке.

– Глупец! - кричал охранник. - Ты считал, что если кто-то скажет тебе, будто ты особенный, значит, это должно быть правдой? Ты - всего лишь пешка для нашего развлечения!

Мальчик освободил душераздирающие вопли муки, и Захариил боролся, чтобы не смотреть на него, глядя прямо перед собой, поскольку мальчика тянули к опушке леса, с красными глазами и плачущего, с лицом, бледным от шока и неверия.

Крики мальчика были приглушены, поскольку его швырнули в темный лес, запутанные сети корней и лианы затягивали его глубже и глубже в задыхающуюся растительность. Хотя крики боли становились все слабее и слабее, Захариил все еще мог слышать их, они отзывались эхом невообразимого мучения даже после того, как он был забран темнотой.

Захариил попытался забыть про боль мальчика, поскольку становилось холоднее, и число кандидатов, стоящих снаружи Альдурука истощалось, поскольку другие мальчики решили, что было лучше иметь клеймо отказа, чем проходить испытание хоть на мгновение дольше.

Некоторые пошли, умоляя охранников, прося об убежище в крепости и возвращении их курток и ботинок. Другие просто падали в обморок от холода и голода, чтобы быть унесенными к своим неизвестным судьбам.

С приходом заката оставалось только две трети мальчиков. Тогда, когда упала тьма, охранники отступили к своим сторожевым пунктам в крепости, оставляя мальчиков, которые должны были выдержать долгую ночь наедине.

Ночь была наихудшим временем. Захарииловы мысли скрывались в мрачной темноте, его зубы стучали так сильно, что он думал, что они раскрошатся. Тишина была абсолютной, крики мальчика в лесу стихли, и не было слышно насмешек и колкостей охранников.

С приходом ночи, тишина и сила воображения проделали такую работу по запугиванию мальчиков, какую охранники не могли себе представить. Семена страха были посеяны разговором о хищниках, бродящих у стен крепости, и поскольку было темно, семена пускали корни и разрастались в уме каждого мальчика.

Ночь имела одно неоспоримое, вечное преимущество, думал Захариил.

Она всегда существовала, и будет существовать всегда. Ничтожные попытки людей принести свет во вселенную были бесполезными и обречены на поражение. Он смутно осознавал странность понятия, которое формировалось в его уме, выражая идеи и слова, о которых он не имел никакого понятия, но которые, он знал, были истинно верными.

После чего были звуки, которых Захариил боялся наиболее.

Обычные звуки ночного леса, шумы, которые он слышал тысячи раз в прошлом, становились громче и более угрожающе, чем все, что он прежде слыхал. Время от времени он слышал звуки, которые, он мог поклясться, принадлежали хищникам, медведям или даже ужаснейшому Калибанскому льву.

Треск каждой ветки, шелест листьев, каждый звук и крик в ночи, все эти вещи казались наполненными угрозой. Смерть скрывалась позади него или где-то сбоку, и он хотел бежать, бросить испытание. Он хотел вернутся в поселок, где он родился, к своим друзьям и семье, к успокаивающим словам его матери, к теплому месту у очага.