|
У него были волнистые черные волосы с сединой на висках и не столь густые на макушке, тонкие черты лица и блестящие черные глаза.
Непреклонное выражение на лице Эммы сменилось сочувствием, и она спросила с беспокойством:
– Вы ранены, сэр?
Он покачал головой, вынул из кармана носовой платок и вытер кровь с ободранной щеки.
– Нет, я не ранен, – ответил он, моргая. – Благодарю вас, юная леди. Вы очень добры. – Он моргнул опять и, щурясь, посмотрел на землю. – Вы не видите моих очков? Они упали в этой маленькой неудачной стычке.
Эмма нашла его очки, тщательно осмотрела их и протянула ему.
– Ну, по крайней мере, они целы, – сообщила она с ободряющей улыбкой.
Мужчина поблагодарил ее и надел очки.
– Так-то намного лучше. Теперь я вижу, – сказал он. Эмма нагнулась и подняла его сверток. Это был бумажный мешок, из которого выпала и полетела в грязь белая булка. Эмма подняла и обдула ее, попыталась стряхнуть рукой приставшую грязь.
– Не очень запылилась, – успокоила она, кладя булку в бумажный мешок с прочей снедью и протягивая его хозяину.
Мужчина подобрал маленькую черную ермолку, водрузил ее на голову и задумчиво, с возрастающим интересом посмотрел на Эмму. Его голос был полон благодарности, когда он произнес:
– Еще раз благодарю вас, юная леди. Это было очень смело с вашей стороны прийти мне на помощь. Для моего спасения. – Он улыбнулся, и его глаза засветились признательностью. – Немногие мужчины ввязались бы в потасовку в этих местах, не говоря уже о юной леди, такой, как вы. Да, действительно, у вас доброе сердце и вы полны бесстрашия. Да вы просто совершили подвиг! Весьма похвально! – Он смотрел на нее с неприкрытым восхищением. Он был немало удивлен ею.
Хотя этот человек говорил по-английски с очень правильным выговором и четко произносил слова, Эмма уловила легкий акцент, но откуда он – не поняла. Наверняка он приезжий, решила она и, нахмурившись, спросила:
– Почему эти ужасные мальчишки швыряли в вас камнями?
– Потому что я еврей.
Эмма не знала, что означало быть евреем, но, как обычно, не показывая своего неведения в любом деле, она повторила, не придавая значения его объяснению:
– Но что же побудило их бросать в вас камнями? Человек спокойно выдержал ее вопрошающий взгляд.
– Потому что люди всегда боятся того, чего не понимают, что мм неизвестно, необычно или чем-то отличается. Этот страх неизменно превращается в ненависть. Бессмысленную, безрассудную ненависть. В этих местах ненавидят евреев и издеваются над ними. – Он покачал головой. – Эх, как странно положение человека в обществе, разве не так? Есть люди, ненавидящие без всякого повода. Они всего лишь просто ненавидят. Они не осознают, что их неоправданная ненависть неизбежно обратится против них самих и разрушит их духовно. Да уж, в конечном счете это – саморазрушение.
Его слова, произнесенные с такой глубинной тоской и в то же время совершенно беззлобно, так тронули Эмму, что она почувствовала приступ острой боли в сердце. Значит, ее ненависть к Эдвину была несправедливой? „Нет, – настаивал внутренний голос. – Эта ненависть оправданна, не о ней говорил этот добрый человек. У тебя есть все причины, чтобы чувствовать то, что ты ощущаешь. Этот вероломный Эдвин Фарли предал тебя”. Она откашлялась и тихонько тронула мужчину за руку.
– Мне очень жаль, что люди ненавидят вас и пытаются оскорбить. Как это ужасно, что вам приходится жить в таких… таких… – Она умолкла, подыскивая нужное слово.
– Гонениях, – подсказал мужчина. Привычная и давняя печаль быстрой пеленой заволокла его взор, затем легкая горестная улыбка заиграла на его благородном лице. |