На них были кожаные панцири, через плечо — вязовые луки, на поясе — длинные мечи. Воинов окружали дети, уличные женщины, торговцы снедью. В дальнем конце площади на алтаре жарились жертвенные животные. Настроение царило скорее праздничное, чем боевое.
Шэ-гун спросил стражника в дверях храма, что происходит, и тот ответил, что Кан обращается к небесам. Шэ-гун вернулся ко мне по-настоящему опечаленным.
— Это действительно страшно. И кощунственно. Он не гун.
Мне было любопытно узнать, что происходит внутри храма, и мой хозяин постарался объяснить:
— Лжегун говорит предкам, которые не его предки, что на страну напали враги. Он говорит, что, если небеса и все праотцы с улыбкой взирают на него, он остановит врага у Каменных Ворот. И тем временем предлагает предкам все обычные жертвы, молитвы, музыку. Потом командующий войсками подстрижет ногти, и…
— Что-что? Что он сделает?
Шэ-гун с удивлением взглянул на меня:
— Разве ваши полководцы не подстригают ногти перед боем?
— Нет. Зачем?
— Затем, что, когда умирает кто-то из наших знакомых, мы перед похоронами подстригаем ногти, в знак уважения. Поскольку на войне люди погибают, командующий заблаговременно готовится к похоронам, надев траур и подстригая ногти. Затем он ведет войско через предвещающие несчастье ворота — здесь это Низкие Северные Ворота — и выходит на поле боя.
— Я думал, командующий хочет иметь дело только со счастливыми знамениями.
— Да, — сказал Шэ-гун несколько раздраженно. Как и большинство людей, любящих объяснять, он не любил, когда его спрашивают. — Мы выходим через противоположные, в соответствии с небесным обычаем. Выходим через несчастливые, чтобы вернуться через счастливые.
За время своих путешествий я понял, что большинство религиозных воззрений кажутся бессмысленными, если ты не посвящен во внутренние таинства культа.
— Он также обращает тринадцать молитв к числу тринадцать.
— Почему именно тринадцать?
Шэ-гун купил у уличного торговца маленькую жареную ящерицу и не предложил мне ни кусочка, что я счел плохим знамением, а он, без сомнения, хорошим.
— Тринадцать, — сказал Шэ-гун с набитым ртом, — знаменательное число, поскольку тело имеет девять отверстий, — я вспомнил, как отвратительно их описывал Шарипутра, — и четыре конечности. Девять и четыре — тринадцать — символизирует человека. После славословия числу тринадцать полководец вознесет молитву, чтобы этот человек был избавлен от точек смерти. Точка смерти, — поспешно проговорил он, пока я не задал вопроса, — это та часть тела, которая менее всего защищена небесами и поэтому наиболее восприимчива к смерти. Несколько лет назад мне сказали, где находится моя точка смерти, и я тщательно оберегаю ее от чужих глаз. По сути дела…
Но я уже не слушал. В этот момент бронзовые двери храма распахнулись, нефритовые палочки ударили в барабаны, нестройно зазвенели колокола, воины замахали яркими шелковыми знаменами. Все взоры обратились к выходу из храма, где стоял потомственный диктатор Лу.
Кан-нань был маленький толстый человечек с гладким, как яичная скорлупа, лицом. Он был одет в траур. Кан-нань торжественно повернулся к нам спиной и троекратно поклонился предкам внутри храма. Затем оттуда вышел высокий внушительного вида мужчина, тоже в трауре.
— Это Жань Цю, — сказал Шэ-гун, — управляющий клана Цзи. Он поведет войско к Каменным Воротам.
— А войска Лу не существует?
— Существует. Войско Цзи.
Как и у большинства китайцев, у Шэ-гуна не было понятия о национальной армии. Там почти во всех странах каждый клан имеет свои войска. |