Хотя я почти уверен, что изрядную часть своих цитат он выдумал, Фань Чи клялся, что Конфуций всего лишь толкует существующие тексты. На что я отвечал:
— Значит, толкует их в угоду текущему моменту.
Фань Чи не нашел в этом ничего предосудительного. Но когда я пересказал ему шутку Конфуция о черепашьем панцире, он нахмурился.
— Это неприлично.
— Почему?
— Искусство гадания происходит от предков. Они также дали нам Книгу Перемен, которую Учитель чтит.
— И все же он улыбался.
Фань Чи горестно вздохнул:
— Не секрет, что Учитель недостаточно интересуется гаданиями. Говорят, он как-то сказал, что человек сам творит собственное будущее, подчиняясь небесным законам.
— В существование которых он не верит.
Фань Чи был глубоко оскорблен:
— Если вы так думаете, то вы не поняли его. Конечно, вы же варвар. — Он осклабился. — Вы служите какому-то странному богу, создавшему зло, чтобы оправдать себя за мучения тех, кого сам же и создал.
Я не удостоил ответом такое богохульство.
Насколько мне известно, Конфуций был единственным китайцем, не интересующимся демонами, призраками и миром духов. Можно было подумать, что он в них не верит. Я несколько раз спрашивал его, но он толком так и не ответил.
Помню, что, пытаясь снять угря с крючка, я спросил:
— А как насчет мертвых? Куда они деваются? Их судят? Воскресают они? Или вновь рождаются? — Угорь извивался и не давал вынуть крючок. — Существуют ли какие-нибудь заслуги, за которые на небесах нас ждет награда? А если нет, то зачем…
— Вы бы лучше не мешали мне снять угря с вашего крючка, — сказал Учитель.
Ловким движением старик отцепил его, бросил в корзину и вытер руки о траву.
— Хорошо ли вы знаете жизнь? — спросил он меня.
— Не уверен, что понял ваш вопрос. Я знаю свою собственную жизнь. Я путешествовал по чужим странам, встречался со всевозможными людьми…
— Но не со всеми людьми, не со всеми народами?
— Конечно, нет.
— Тогда, уважаемый гость, раз вы еще не до конца понимаете жизнь, как вы можете понять смерть?
— А вы знаете жизнь, Учитель?
— Конечно, нет. Я мало что знаю. Я люблю учиться. Я пытаюсь понять этот мир. Я всех выслушиваю. Откидываю в сторону то, что кажется сомнительным, и осторожно обращаюсь с остальным.
— Вы не верите в божественные откровения?
— Например?
Я рассказал ему, как слышал голос Мудрого Господа. Я также описал видение Пифагора, просветление Будды, видения другого мира нашими магами — пусть вызванные хаомой, но тем не менее истинные. Старик слушал с улыбкой — или так казалось из-за видневшихся кончиков зубов. Из-за этого Конфуций всегда словно вежливо посмеивался.
Когда я закончил, он вытащил удочку и аккуратно собрал свое снаряжение. Я сделал то же, правда не так аккуратно. На мгновение мне показалось, что он забыл, о чем мы говорили. Но поднявшись с моей помощью на ноги — у него плохо гнулись суставы, — Учитель сказал как бы между прочим:
— Я слышал немало подобных историй, и обычно они производили на меня огромное впечатление. Настолько, что я наконец решил всерьез заняться медитацией. Я провел день без пищи и ночь без сна. Полностью сосредоточился. И что, ты думаешь, случилось дальше?
Впервые он обратился ко мне на ты. Меня приняли.
— Не знаю, Учитель.
— Ничего. Совершенно ничего. Мой ум был совершенно чист. Я ничегошеньки не увидел. И ничегошеньки не понял. И поэтому решил, что следует изучать реальные вещи в реальном мире. |