— Определенно, — сказал Учитель, — никто не может быть слишком пунктуален, когда наступает траур. Мы обязаны отдать долг памяти об умершем. Я даже склоняюсь к древнему правилу, что человек, утром на похоронах оплакавший умершего, не должен подавать голоса во время ночных песнопений.

Хотя все согласились, что при выполнении похоронного обряда пунктуальность не может быть чрезмерной — например, нельзя совершать жертвоприношение, поев чеснока или выпив вина, — собравшиеся не пришли к единому мнению, как долго следует скорбеть о родителе, а как долго о ребенке, друге, жене.

Один молодой ученик сказал:

— Я убежден, что годовой траур по отцу вполне достаточен, но Учитель настаивает на трех годах.

— Я ни на чем не настаиваю, мой маленький. Я просто придерживаюсь обычая.

Хотя Конфуций был, как всегда, мягок, я заметил, что время от времени он бросает беспокойные взгляды на Янь Хуэя.

— Но разве обычай не требует отложить все дела во время траура по отцу?

— Обычай таков.

— Однако, Учитель, если благородный муж в течение трех лет не будет выполнять религиозных обрядов, обряды эти придут в упадок. Если он не будет заниматься музыкой, то утратит свое искусство. Если не будет возделывать поля — не получит урожая. Если не будет добывать огонь трением — он не сможет разжечь огонь, когда старый погаснет. Определенно года без этих необходимых дел более чем достаточно.

Конфуций перевел взгляд с Янь Хуэя на молодого ученика.

— Будешь ли ты спокойно есть лучший рис и носить парчовые одежды всего через год траура? — спросил он.

— Да, Учитель, буду.

— В таком случае так и поступай. Непременно. Но помни, — он чуть повысил голос, — если истинно благородный муж во время траура слушает музыку, музыка ранит его уши. Изысканная пища не имеет вкуса. Мягкая постель становится каменистым полем. Вот почему ему так легко воздержаться от подобной роскоши. Но если ты с легкостью можешь позволить себе все это — не раздумывай…

— Я знал, что вы поймете, — с большим облегчением нашел себе оправдание ученик.

Когда юноша ушел, Конфуций покачал головой:

— Как бесчеловечно! Всего год назад у этого молодого человека умер отец, и он уже хочет прекратить траур! А ведь, будучи ребенком, он три года провел на руках у родителей. Можно предположить, самое меньшее, что он может сделать, — скорбеть о своем отце такое же время.

Хотя Конфуций поощрял меня к вопросам, я редко спрашивал что-либо в присутствии других. Я предпочитал задавать вопросы ученому мужу, когда мы оставались одни. Я также обнаружил, что с удочкой в руке старик становится общительнее. Он даже спрашивал сам и внимательно выслушивал ответы. Поэтому я удивился, задав Учителю вопрос перед учениками. Наверное, на меня повлияло общее напряжение. Сын Учителя умирал. Янь Хуэй тяжело болел, сам Конфуций был так возмущен новыми налогами, что в рядах учеников явно намечался раскол. Чтобы отвлечься, а заодно узнать что-то новое, я спросил:

— Я заметил, что в разных частях Срединного Царства, когда умирает владыка, вместе с господином предают смерти многих мужчин и женщин. Прилично ли это в глазах небес, Учитель?

Все взгляды разом обратились ко мне. Поскольку на земле нет общества, где бы не увековечивали древних обычаев, глубоко возмущающих вдумчивых современников, вопрос мой звучал неприлично.