Даже Конфуций вроде бы смирил суровость, заметив, что оппонент внимательно его слушает.
— Скажите мне, Учитель, может ли правитель, не следующий прямому пути, принести своему народу мир и процветание?
— Нет, главный министр. Это невозможно.
— Тогда как же быть с прежним правителем Вэй? Он пользовался дурной репутацией, позволяя своей наложнице вертеть собой, — вы, я полагаю, однажды посетили эту женщину.
От этой крайне неприятной насмешки Конфуций нахмурился.
— Если я когда-то вел себя неподобающим образом, то прошу небеса простить меня, — сказал он.
— Уверен, небеса вас уже простили. Но объясните мне, почему небеса не наказали этого недостойного правителя? Десять лет назад он умер в преклонном возрасте, в довольстве и роскоши.
— Прежний правитель счел уместным пригласить на службу лучшего иностранного министра, назначил крайне благочестивого верховного жреца и нанял лучшего полководца в Срединном Царстве. В этом и кроется секрет его успеха. В своих назначениях он следовал небесному пути. Это редкость, — добавил Конфуций, многозначительно глядя на диктатора.
— Пожалуй, не многие правители имели в своем распоряжении таких достойных и добродетельных слуг, как тот недостойный правитель, — вкрадчиво заметил диктатор.
— Пожалуй, не многие правители умели различить достоинства и добродетели, когда встречали таковые.
Конфуций говорил с возвышенной и убийственной невозмутимостью.
Все мы страшно нервничали, кроме Учителя и диктатора. Они, казалось, наслаждались своим поединком.
— Что же такое хорошее управление, Учитель?
— Когда близкое улучшается, а далекое приближается.
— Стало быть, следует поставить нам в заслугу, что вы были далеко, а теперь приблизились. — Это звучало как лесть. — И мы молимся, чтобы ваше присутствие рядом означало одобрение нашей политики.
Конфуций довольно резко взглянул на главного министра и без особой изобретательности произнес свой стандартный ответ:
— Не занимающий государственной должности не обсуждает государственной политики.
— Ваши «маленькие» занимают высокие должности. — Барон указал на Жань Цю и Фань Чи. — Они помогли нам принять хорошие законы, разумные декреты…
Конфуций перебил диктатора:
— Главный министр, если вы собираетесь управлять народом посредством законов, декретов и наказаний, люди просто перестанут обращать на вас внимание и займутся своими делами. Однако, если вы будете управлять силой морали и личного примера, они сами придут к вам. И будут праведны.
— Что же такое праведность, Учитель?
— Это небесный путь, которому следуют божественные мудрецы.
— Но поскольку вы сами божественный мудрец…
— Нет! Я не божественный мудрец. Я несовершенен. В лучшем случае я благородный муж. В лучшем случае я одной ногой на Пути, не более. Почтенный главный министр, праведность — это умение распознать общность во всем; и тот, чье сердце хоть чуть-чуть ощутило праведность, сможет узнать эту общность и, таким образом, окажется неспособным не любить людей, всех и каждого по отдельности, до последнего человека.
— Даже дурных?
— Особенно дурных. Следование праведности — это работа всей жизни. По сути дела, главная черта истинного благородного мужа — это праведность, которую он воплощает в жизнь посредством ритуалов, скромно разъясняя их сущность и честно соблюдая. Определенно достижение богатства и власти неправедным образом так же далеко от идеалов благородного мужа, как проплывающие облака.
Диктатор был не праведнее большинства правителей, однако склонил голову якобы благоговейно. |