Потом должностные лица, законники, знать, и, наконец, на дорогу верхом или на боевой колеснице выезжал сам Великий Царь. Благодаря Милону, я ехал среди знати на запряженной четверкой коней колеснице. Вскоре после моего перехода в первую группу придворной школы Фессал настоял, чтобы его сына тоже приняли туда на том основании, что племянник афинского тирана равен по положению персидскому вельможе или жрецу. Итак, мы с Милоном снова учились вместе, и мне нашлось с кем говорить по-гречески. Когда пришло время отправляться в Экбатану, Фессал настоял, чтобы я ехал вместе с ним и Милоном.
Мы покинули Сузы на рассвете. В Загросских горах таял снег, и вода в обеих реках поднялась. Но через месяц эти бурные потоки превратятся в два грязных ручейка. Я не видел места, где бы было так жарко летом, как в Сузах — а я немало времени прожил в Индии, — и так холодно зимой, а я пересек заснеженные Гималаи.
Фессал сам правил четверкой коней. Когда-то он был победителем Олимпийских игр в гонке колесниц и так же, как Каллий, упивался этим. Игры устраиваются раз в четыре года, и в них есть нечто такое, что сводит с ума даже умнейших из греков. Думаю, если бы Фессалу предложили выбор: быть тираном Афин или получить венок победителя на тридцать девятой Олимпиаде, он бы предпочел пучок оливковых веток.
Со всеми своими носилками и фургонами гарем тащился до Экбатаны недели две. Мальчики с чемпионом-возницей добрались туда за четыре дня. Кстати, тогда же я впервые оценил созданную Дарием превосходную систему дорог. Дариевы дороги расходятся из Суз на север, юго-запад и восток. Через каждые пятнадцать миль стоят почтовые станции, а также постоялые дворы с конюшнями. Вокруг станций вырастают деревушки.
На нашем первом ночлеге я увидел сквозь бело-розовое цветение тысяч плодовых деревьев лачуги нового поселка. К северу от Суз земли чрезвычайно плодородны.
Уважая ранг Фессала, хозяин постоялого двора отвел нам небольшую комнату с низким потолком и земляным полом. Менее значительные персоны спали в конюшнях и коровьих стойлах или просто на земле под звездным небом.
Хотя люди такого ранга путешествуют с собственными шатрами, челядью и утварью, Фессал захотел, чтобы мы путешествовали, «как воины; ведь вам обоим предстоит ими стать».
— Киру — нет, — сказал Милон. — Он собирается стать жрецом. Он вечно молится и придумывает проклятия.
Хотя Милон плохо помнил свой родной город, афинское ехидство ему не изменяло. Наверное, оно в крови.
Фессал взглянул на меня с интересом:
— Ты потомственный маг?
— Нет. Я не перс…
— Он не перс. Он мидиец.
Милон тактом не отличался. При дворе считалось дурным тоном упоминать о том, что пророк, посланный Мудрым Господом, сам не перс, а мидиец из Раг. Хотя многие представители нашей фамилии пытались это оспорить, Зороастр не имел ни капли персидской крови. Правда, я не думаю, что и мидийская есть. Подозреваю, наши корни уходят в истинно древнее племя — ассирийцев, халдеев или вавилонян. Не считая меня, все Спитамы слишком смуглы, слишком экзотичны с виду для мидийцев. Я, благодаря Лаис, светлый, я похож на грека.
Фессал разжег угли на жаровне и испек нам из отрубей и воды солдатский хлеб. Плод его трудов видом и вкусом напоминал подсохшие на солнце коровьи лепешки.
— У тебя великие предки, — сказал Фессал.
Он был красивым мужчиной. В юности он женился на персиянке из Милета, и хотя в ту пору афиняне не так возражали против смешанных браков, как теперь, все в Афинах считали, что если представитель их царствующей династии женится на персиянке, та должна быть по меньшей мере близкой родственницей Великого Царя.
Мне говорили, что Фессал совсем не по-афински любил свою жену. Определенно, он был страстным мужчиной. Роман между ним и будущим цареубийцей Гармодием был столь неистовым, хотя и коротким, что повлиял на судьбу Афин. |