— С тех пор как я вернулся из Китая, мне было известно, что все кончится кровью. Вот почему я удалился от двора. От Ксеркса я не удалялся. Он был мне больше чем брат — он был моим двойником, моим вторым «я». Без него от меня осталась лишь половина.

— А он тем временем?..

— Великий Царь на мосту к Спасителю.

Кир замолчал, да и больше было нечего сказать, потому что, если Зороастр прав, Ксеркс в настоящее время кипит в море расплавленного металла.

— Думаю, — сказал я, — нет никакого моста, никакого Мудрого Господа…

— Как могу так думать я?

Но поскольку старик частенько думал так, то заинтересовался моим ответом.

— Зороастр говорит, что было время, когда Мудрого Господа не существовало. Так разве невозможно, что после смерти мы отправляемся туда, откуда пришел Мудрый Господь?

Кир тихонько насвистывал странную мелодию, видимо имевшую какое-то религиозное значение, поскольку он всегда насвистывал ее, когда сталкивался с противоречиями или пробелами в зороастрийской теории. Кстати, у него сохранились почти все зубы, и он мог есть все.

— На этот вопрос нет ответа, — сказал он наконец.

— Тогда, возможно, восточные жители правы и вопрос о сотворении мира не имеет ответа.

Теперь-то я знаю ответ, но тогда был еще невежествен. Я находился в начале жизненных поисков, к печальному концу которых пришел мой дядя. Печальному, потому что единственно важный вопрос остался без ответа — для него.

Старик какое-то время насвистывал, закрыв глаза, одной бледной рукой покручивая завиток бороды — неизменный признак глубокой задумчивости.

— Они ошибаются, — сказал он наконец. — Все, что мы знаем, где-то начинается и где-то кончается. Как линия на песке. Как… обрывок нити. Как человеческая жизнь. Ведь что они пытаются сделать на востоке? Замкнуть линию. Сделать круг. Без начала. Без конца. Но спроси их, кто нарисовал круг. Они не ответят. Пожмут плечами. Скажут: он просто есть. Они думают, что ходят и ходят по кругу. Вечно. Бесконечно. Безнадежно! — Последнее слово он выкрикнул, поежившись: его аж передернуло от мысли о бесконечности. — Мы же видим определенное начало. Определенный конец. Мы видим добро и зло как неизбежно борющиеся между собой начала. Одни после смерти находят награду, другие — наказание. И целое достигается только в конце всех концов.

— Который является началом… чего?

— Совершенства. Божества. Состояния, нам неизвестного.

— Но эта концепция имеет изъян. Зороастр не знает, зачем был сотворен Мудрый Господь.

— И тем не менее он был сотворен. Он есть. Он будет. Но… — Старик широко раскрыл слепые глаза. — Что-то упущено. Чего-то я не смог отыскать на этой земле за всю свою долгую жизнь.

Так, по собственному признанию, поиски Кира Спитамы закончились неудачей. И все же, разъяснив мне свою неудачу, он сделал для меня возможным понять то, чего не смог понять сам, — природу Вселенной.

Не знаю, до какой степени старик верил примитивной теологии своего деда. Определенно любое божество, сотворившее мир, чтобы его мучить, должно быть по определению злым. Предположим противное: Мудрый Господь не создавал Ахримана. Мудрый Господь сам и есть Ахриман, если до конца следовать логике — с позволения сказать! — Зороастрова послания.

К чести моего дяди, он был глубоко потрясен услышанным на востоке. Продолжая колебаться в своем дуалистическом мировоззрении, в минуты раздражения он все же утверждал, что круг не может символизировать нашу жизнь лучше, чем отрезок прямой, имеющий начало и конец.